Ярослав и Анастасия - страница 21



, по склону горы вверх, в княжеские палаты. И больше он её никуда не отпустит. А Ольга? Пусть живёт в своём тереме и тешится, с кем пожелает. А дети? О будущем детей он, Осмомысл, позаботится.

Мысль о детях остановила лихой порыв.

«Сперва устрой их обоих, потом и решай. Не время, князь, рвать семью, какой бы плохой она ни была», – словно сказал ему некто строгий.

…Навстречу дорогому гостю уже бежал впереди облачённых в чёрные одежды сыновей и дворовых боярин Чагр. Смешно семенил он кривыми короткими ногами, кричал:

– Извини, светлый княже! Не ждали тебя! Проходи, светлый княже, гостем у нас будешь! Хоть и не веселье у нас нынче, но скорбь, но тебе всегда мы рады!

Вместе с хозяином и его сыновьями Ярослав помянул погибшего Акиндина и вскоре воротился к себе в хоромы. Дорогой скребли на душе кошки, он старался, но не мог отбросить в сторону мысли о Насте.

«Ну, не время о ней думать! Да и она, почитай, ребёнок ещё совсем. Подрастёт, тогда…»

И что тогда? Двойная жизнь, поцелуи тайком? Нет, он приведёт её к себе в дом и станет с ней жить, как с женой. А Ольга – ну её! Пусть уезжает, куда хочет. В монастырь или к братьям в далёкое Залесье. Вот только сначала надо подумать о Владимире и Фросе.

…Вроде и ездил недалеко Ярослав, а устал, как будто сто вёрст проскакал. Медленно сполз он с седла и, шатаясь, побрёл к морморяному[93] всходу. Он не замечал стелющихся в раболепных поклонах челядинцев, воинов в кольчугах, охраняющих терем, холопок с коромыслами в руках.

Думал он сейчас о своих чадах и их будущем.

Глава 8

Венгерский воевода Дьёрдь Або застыл в почтительности посреди горницы. В руках он держал грамоту с вислой печатью. Не в первый раз воевода в Галиче, хорошо знают его Осмомысл и ближние бояре. Постарел седоусый угорец, лицо его, грубое, коричневое от загара, испещрено было сеткой морщин, взгляд маленьких чёрных глаз стал не таким острым и колючим, каким был ранее. Устало и, казалось Ярославу, безразлично смотрел Або перед собой. Ничто не могло его удивить, всего насмотрелся старый воевода в жизни. Были и кровопролитные сечи, и миры, и трудные переговоры.

Ярославу хотелось сейчас остаться с угорцем наедине, вспомнить былое, поговорить по душам. А что? Дьёрдь Або всегда благоволил ему, всегда стремился к союзу с Галичем.

Но то будет после. Пока же старый Ярославов знакомец, разворачивая грамоту, читал на ломаном русском языке её содержание. Собравшиеся в горнице бояре слушали, переглядывались, перешёптывались между собой.

– Ишь, старый лис! Мира хочет, заигрывает с нами!

– А помните, бояре, как он со своим крулём под Перемышлем землю нашу огню предавал?

До тонкого слуха Осмомысла доносились обрывки неодобрительных фраз, князь хмурился, сидя на стольце[94], старался не обращать на злобный шепоток бояр внимания, кивал головой, слушая хриплый голос старого угра.

Молодой король Иштван, сын умершего Гезы, предлагал властителю Червонной Руси союз. С немецкой помощью он сумел победить в жаркой сече своего противника – дядю, именем тоже Иштван, сторону которого держал император Ромеи Мануил. Теперь на голове отпрыска Гезы вновь воссияла золотая корона, но положение его в стране мадьяр[95] оставалось весьма непрочным. Мануил готовился к новой войне, и многие знатные угорские бароны держали его сторону. Вот почему столь важен был юному Иштвану крепкий союз с ближним соседом.