– Я так и знала, что это все россказни, – вздохнула Гриттель. – Трокци мне врет, считает меня дурочкой. Еще он говорит, что серый кочевник, который следует за тобой, наделяет тебя колдовской силой.
Бершад фыркнул, но ничего не сказал.
Гриттель указала на крохотную улочку среди ветхих домишек:
– «Кошачий глаз» вон там.
Таверна была закрыта. Гриттель вытащила связку ключей и отперла дверь, потом метнулась к барной стойке, выставила на нее рядком глиняные кру́жки, осмотрела, кое-какие протерла.
– Мои завсегдатаи вот-вот придут за утренней порцией пива, – объяснила она. – Надо быть готовой.
– А родители тебе не помогают? – спросил Бершад.
– Родители померли.
– С кем же ты держишь таверну?
– Со мной, – раздался девичий голос.
Из подвала вышла девушка с кругом сыра в одной руке и черствой буханкой хлеба в другой.
Когда Гриттель сказала, что держит таверну, Бершад решил, что заведение принадлежит ее родителям, которые разрешают ей мести пол или мыть посуду. Но эта девушка (судя по внешности – сестра) была не намного старше Гриттель.
– Значит, вы вдвоем – и все?
– Да.
– А тебе сколько лет? Четырнадцать?
– Пятнадцать, – поправила она. – Ребят берут в воинство после шестнадцати, так что в мои годы я вполне могу заправлять таверной.
– Разумно. Как тебя зовут?
– Нола.
– Рад знакомству, Нола, – сказал Бершад.
Она посмотрела на него, задержала взгляд на руке, покрытой татуировками. Ну, на руку Бершада глазели многие.
– И я рада, барон Бершад.
– Зови меня просто Бершад.
– Что-то не верится, барон Сайлас.
– Между прочим, я могу приказать отрубить тебе голову за то, что называешь меня не так, как велено.
– А в это мне верится еще меньше, барон Сайлас.
Бершад улыбнулся.
– Я обещала угостить его пивом, – сказала Гриттель из-за барной стойки.
– Ну конечно, – вздохнула Нола.
Она тоже встала за стойку, взяла одну из кружек, наполнила ее из дубовой бочки.
– Ливенель я варю сама. Как началась война, я стала пиво разбавлять, чтобы на подольше хватило, но ты у нас сегодня первый посетитель, да еще и правитель города, поэтому никакой воды я добавлять не стану.
Забавная девчушка, подумал Бершад и хмыкнул:
– Спасибо.
Он сделал глоток, посмаковал крепкий напиток, ощутил цветочно-хмельной вкус:
– Неплохо.
– Неплохо? – недовольно переспросила Нола. – Это лучший ливенель на этом берегу канала.
– Точно знаешь?
– Точно. Кроме меня, здесь ливенель никто не варит.
– Хмеля не хватает?
– Да. С началом войны бароны всё гребут себе. Жаль, что богатеи не умеют варить приличный ливенель, нет в нем цветочного смака.
– А как же тебе удалось наварить целый бочонок, если бароны зажали весь хмель?
– Ну, у меня есть связи, – улыбнулась она.
– Ясно. – Бершад сделал еще глоток. – И как же так вышло, что две малые девчонки держат лучшую таверну на теневой стороне канала?
Обе девочки помрачнели. Нола схватила тряпку и стала протирать и без того чистую барную стойку.
– Мама умерла родами, – сказала Нола. – А отца тем же летом сожрал дуболом. Нас вырастили три старших брата. Они все служили в Воинстве Ягуаров, но сложили маски, когда Греалоры пришли править Дайновой Пущей. Братья не хотели умирать за каких-то сволочей с Атласского побережья. Вот тогда и стали держать таверну всей семьей. Меня всему научили. А когда Греалора убили и началось восстание Ягуаров, наши братья снова надели маски и пошли воевать. – Она затеребила тряпку. – И прошлым летом отправились в последнее плавание.
