Ел Коля с аппетитом, орудуя вилкой бойко, не отвлекаясь на разговоры. Хотелось расспросить, как же он сиротой стал, да неловко было девчонкам.
С того дня Коля заходил несколько раз на неделе. Иногда просто чай попьет, а если предложат, то и ужинать остается, а в выходные и пообедать.
– О-о-оо, Колюня пришел, – нараспев говорила Анжела или «Колюсиком» называла, а то и «Коляном». А когда уходил, ворчала, – прикормили Колюню, не отвяжется теперь.
– Да и ладно, жалко, что ли, макароны или картошку, – оправдывалась тихая Оля, пусть поест, сирота все-таки.
– Ты хоть бы накрасилась, – советовала Анжела, – а то, как мышка, незаметная такая…
– А зачем? – удивлялась Оля.
– Понятно, – усмехнулась Анжела, подмигнув Ире и кивнув в сторону Оли, – учиться приехала.
– Ну да, учиться. А как по-другому?
Анжела рассмеялась заливисто, упав на кровать, застеленную общежитским одеялом.
– А я думаю, замуж надо удачно выйти. Только не за такого вот Колюсика, сироту казанскую.
– Тоже мне «Москва слезам не верит», – тихо заметила Оля.
Перед ноябрьскими праздниками субботним утром Анжела пришла из душевой с полотенцем на голове, удивление застыло в глазах:
– Девоньки, а наш Колюня вовсе не сирота… а мы его прикармливали, жалели, а к нему мамка вон приехала… вооот с такими сумками. В цветастом платке с кистями, пышная такая, в валенках…
– Да ну! – Ира соскочила с кровати, подбежала к двери и выглянула в коридор.
– Поздно, зашли уже в комнату.
– А почему ты решила, что это его мама? – засомневалась Оля.
– Да я сама слышала, как мамой назвал, так и сказал: «Давай, мама, я сам сумки подниму».
– Дармоед! Прикинулся сиротой, а мы и поверили, – возмущалась Анжела.
– Ну и что, не объел же нас, – пыталась заступиться Оля.
– Да правда, Анжелка, брось, подумаешь, мамка приехала, радоваться надо, что у парня мать есть.
Разговоры утихли, и до самого вечера никто не вспоминал про Колю.
Уже стемнело. Никто не видел, когда Лукин проводил гостью на автобус. Часов в семь вечера дверь в комнату девчонок открылась, обычно Лукин стучал, а в этот раз вошел без стука. Точнее сказать, сначала показалась охапка свертков, которые он держал в руках.
Коля молча подошел к столу и сложил все это, едва не рассыпав. Аккуратно поставил литровую банку молока. А сверху, на свертке со сдобой, возвышалось колечко домашней колбасы – самой настоящей, запеченной в русской печи с ароматным лавровым листом, чесноком, перчиком.
Анжела, уперев руки в бока, подошла к столу в полной готовности вывести Лукина на чистую воду. Но запах домашней колбасы, как защитный Колин оберег, остановил ее. Это был сногсшибательный запах, который способен открыть, пожалуй, любую дверь и вызвать нешуточный аппетит.
– Ну, че, девчонки, угощайтесь, – Колька для пущей достоверности указал на гостинцы.
– Это нам, что ли? – Ира еще не верила, что продукты предназначены для них.
– Ну а кому?
– Так много? – удивилась Оля. На плите стояла вареная картошка. – Так, может, ты с нами?
– Не-е, я наелся, – Коля сел на Ирину кровать, стоявшую ближе всех к нему.
– Да мы только ужинать собрались, хоть чаю выпей.
– Ну, чай можно, – согласился парень.
Все на время забыли про Колину маму, и только за столом Анжела все же не выдержала и первой начала разговор, прежде попробовав домашнюю колбаску.
– А что, Колюня, мамка, значит, приезжала?
– Не-ет, это теть Маня, тетка Мария, я у них с пятнадцати лет жил.
