Царь поднял обе руки, призывая людей к тишине и спокойствию и удовлетворенно изрек:
– Успокойте растревоженные ваши сердца, милые иолкцы! Вот так и брат Эсон меня 20 лет назад уговаривал. Никуда я пока не уйду и вас не брошу. А племянника во дворце радушно приму и пышные пиры в его честь каждый день устраивать буду. Пусть осмотрится, и не только на пирах, но и на советах, и на народных собраниях покажет себя, чтоб мы все знали, чего от него ожидать, если он станет в Иолке царем.
Пелий повернулся к Ясону и уже совсем уверенно провещал:
– Ты устал с дороги, племянник, ноги все в пыли, сандалию одну потерял. Идем во дворец, ведь он больше твой, нежели мой. Там омоешься в гладкоотесанной ванне, а после рабыни натрут твое уставшее тело благовонными маслами. Потом мы устроим пир, где обделенных не будет, а завтра уж поговорим обо всем.
Пир в честь Ясона
С плеч своих, сняв шкуру снежного барса и сложив ее на резную скамейку, Ясон прошел в прекрасно отесанную ванну с холодной и горячей водою. Там его чисто вымыли две младые невольницы и потом маслом, блестящим ему все тело натерли. После девы надели на юношу шерстяной плащ и новый хитон из тонкого льна.
Ради появившегося племянника быка пятилетнего царь Иолка в жертву приказал зарезать владыке Крониду, из всех богов наивысшему. Толстую кожу иолкские юноши быстро содрали с быка круторогого, всю тушу на крупные куски разрубили. Тучные бедра сожгли на костре из сухих и безлиственных сучьев, потроха проткнули и стали держать над пылавшим Гефестом, щедро багряным вином окропляя. Следом за тем, как бедра сожгли и отведали потрохов жертвы, свежего мяса небольшие куски, божественной солью посыпав, вертелами проткнули и сжарили их на красных углях осторожно после того, как дрова догорели и желтое пламя погасло.
Закончив работу, дымящееся жаром мясо быстро в зал для пиров понесли, где на гладких столах уже были расставлены корзинки с разными видами хлеба, сыра и с фруктами. Отроки вливали искрометные напитки в кратеры до самого края.
Слуги обнесли всех собравшихся на пир кувшинами с рукомойной водою. Пред Ясоном же красивая юная служанка поставила самый прекрасный кувшин золотой в тазе серебряном для умывания.
Кубком приветствуя собравшихся пировать, так обратился к ним Пелий:
– Пищи нашей простой, но предложенной от чистого сердца, прошу вас, вкусите гости на этой скромной пирушке и радуйтесь! После ж того, как голод насытите вы, и жажду медосладким вином утолите, мы моего племянника Ясона расспросим, как он жил у Хирона. Посмотрите, в нем не погибла материнская наша порода: не Тиро, а матерь худая таких бы, как он, не родила.
Все пировали, и не было в этом равном пиру обделенных. Эсонида особо вкуснейшей и почетнейшей бычачьей жирной хребетною частью Пелий, иолкский владыка почтил. На этой совсем не скромной пирушке Пелий угостил Ясона казавшимся таким сладким темным хиосским вином. Юноша у Хирона несколько раз только попробовал сильно разведенное водой вино. В тот раз, совершив обильные возлияния сначала богам, а потом и в собственный рот, он опьянел и уже не чувствовал такой ненависти к дяде, которая билась в его сердце пока он шел в Иолк по пелионскому склону. Кравчие черпали щедро вино и кубки по залу носили. Пили и ели все, и шумно вразброд меж собою болтали, особенно молодые. Юность ведет себя так, когда на пирах выпивает. Радостно все веселятся, но нет своеволию места.
