Сияет под ним и ожерелье – ворот княжеской одежды, расшитый золотом и самоцветами.
В правой, не прикрытой руке Твердислава, кому-то предупреждением, а кому – зароком от всех бед, могучий шестопер-палица с щестиреберным разящим наконечником.
Гарцует рядом столь же величественный воевода.
Только вовсе не так красив тот.
На его – корявом от шрамов лице, кои не скрывают даже густая – лопатой, борода и вислые усы, гуляет усмешка:
– Гляди, князь, как все тебя любят. Что ни скажи – отказа нет!
Вроде вслух хочет сказать, но молчит.
Лишь кованые копыта лошадей гремят по мощеной улице, да звенят доспехи верховых.
…Охота и впрямь ожидает быть знатной.
Донесли смерды о находке логова медвежьего. Всего-то и дел, что на другую сторону реки перебраться до Топтыгина, да брать зверя на кинжал или рогатину – любимое развлечение Твердислава.
Столь любимое, что оттого, может, и самих медведей в округе почти не осталось:
– Один объявился – и то радость!
Спешились у воды.
Но не успели подняться на краснощитый насад – речное судно с высокими посаженными бортами, как вдруг загудело все вокруг, затряслась земля под ногами.
Ударила, сбивая с ног людей и лошадей, воздушная волна. Огненный смерч заслонил половину неба. И на его фоне словно потемнел день, черной ночи сподобился.
То тут, то там секут небо золотые стрелы звездного дождя, разят они все живое.
Ревя и раскаляя воздух, гоня волну против течения по реке, пронесся страшный монстр, свивая облака в рваные клубки. После чего с воем скрылся за горизонтом.
…К чести его, князь первый опомнился от свалившейся беды.
Вскочил он на прядущего ушами жеребца и поскакал обратно в детинец, под защиту частоколов.
За ним на грунтах – резвой рысью умчалась и княжеская дружина, увлекаемая воеводою.
Хлопнули, замыкаясь, ставни ворот, загремели мощные засовы.
И вот уже вроде бы ничего не напоминает о страшном происшествии. Разве что соломенные крыши, снесенные с хибар, желтым ковром устлали подворья, да яблони топорщат ветви с посеченной листвой.
– Дурной знак, не иначе, – само собой приходит в умы людей, буквально ошалевших от всего, только что увиденного. – Что-то будет?
…Болото началось не сразу.
Сначала закончился лес с его могучими, в два обхвата, соснами, что как в мягком ковре на добрую сажень утопают в зарослях папоротника.
Затем потянулась чащоба непролазного краснотала.
Казалось, конца и края нет этому горделивому кустарнику, так и хлещущему своими гибкими прутьями по широким плечам Ждана.
Причём, делая это при каждом его неверном шаге:
– Но разве это преграда настоящему мужчине в затеянном им очень важном деле!
Да еще для опытного профессионала, знающего лес:
– Как свои пять пальцев.
Уверенно раздвигает Ждан перед собой ветки, словно бывал здесь не раз и точно знает, что ждет впереди:
– Но так оно и есть.
Непростое занятие у него:
– Бортничает самостоятельный рослый мужик, как и его отец, как делали дед и прадед.
Собирает в лесу мед диких пчел:
– А здесь нельзя без хорошего знания леса.
Однако, для самого бортника Ждана он знаком, почитай лучше своей поскотины за родимым домом.
С малых лет постоянно бродит по здешним местам.
А с тех самых пор, как повзрослел, набрался опыту, редко он возвращается с пустым берестяным туесом.
Правда, сейчас ноша легче обычного:
– Нет в туесе мёда.
Только еще идет за ним бортник Ждан, одолевая последние заросли краснотала.
