Яйца - страница 25

– Когда стреляют- это правда страшно, – вновь заговорил Марк после повисшей паузы и взглянул на сестру, уткнувшуюся лбом в окно машины. – А потом уже – нет. Умирать, вот уж точно – не страшно, – усмехнулся он.

Снова повисло молчание.

– А отец тогда так и не пришел… – проговорил после паузы Марк в продолжение своих мыслей.

Эстер медленно перевела взгляд от ночного городского пейзажа за окном на брата.

– Давай ключи! – потребовал он, когда они зашли в ее квартиру.

– Зачем? – уже как-то вяло возмутилась она.

–Чтобы не искала на свою больную голову приключений, – Марк и сам уже значительно сбавил обороты, хотя по-прежнему говорил жестко.

– Мне на работу завтра.

Оказавшись, наконец, дома Эстер чувствовала теперь, как усталость навалилась на нее, как огромный валун.

–Значит придумаешь что-нибудь! – не отступал Марк.

– На! – она кинула ему ключи от квартиры, которые тот поймал на лету. – А он приходил к тебе…

–Кто? – не понял Марк, остановившись в прихожей.

– Папа приходил к тебе тогда в больницу. Только ты был еще без сознания после операции…

Еще полчаса назад Марк от злости на сестру, которую с трудом разыскал в обезумевшем городе, в сердцах бы хлопнул на прощание дверью. Но теперь, при виде перепуганной и поникшей Эстер, только бесшумно прикрыл ее за собой.

Адреналин, смешанный с алкоголем – тот еще «коктейль Молотова», способный взорвать мозг. Кровь продолжала клокотать в жилах, нейроны мозга то спутывались в дьявольский клубок, то распадались, рассеиваясь, как поднятая пыль.

Я воткнула в уши Cocteau Twins и не знаю уж, сколько времени прошло, но, походу, я выключилась под гипнотическую Beatrix, распластавшись на своем матрасе, прямо в одежде, не раздеваясь.

Я не стала героем. И что? Наплевать. На следующий день вернулась на работу, – весь этот театр с ключами, что устроил Марк накануне, – был чистейшим блефом. Он оставил их в прихожей, повесив на шишковатую ручку шкафчика гардероба. Передумал, значит…

Все лавры героя достались Гарику. И вполне заслуженно. Как он терминатором попер тогда на тех ублюдков!

Короче, благодарность на доске объявлений в студии, премиальные и все такое… Редактор похлопывал его по плечу: молодец, мол, братуха, или что-то в таком роде, добыл такой материал, лез в самую, так сказать, гущу событий, рисковал… На меня же посмотрел, как та училка в десятом классе: а тебя, типа, ждут киоски… Да что там киоски!

Выяснить, откуда прилетела та единственная резиновая пуля, угодившая парнишке в глаз, так и не удалось.

– Но кто-то же стрелял? Не сам же он в себя ее всадил? – доставала я Марка.

Тот молчал, как партизан на допросе.

– Не было там ничего… – выдавил он из себя в итоге.

Ясно, перес…ли они там все у себя в полиции.

– Ты еще скажи: а был ли мальчик? – съязвила я.

Мальчик, конечно же, был. Лежал в центральной городской. От него не отходили родители.

– Год только в мореходке отучился! Все в море рвался. Еще в детстве говорил: вот вырасту, стану капитаном, – мать парнишки определенно находилась в шоковом состоянии. Говорила без умолку, а глаза совершенно сухие. – Господи, и чего его понесло туда? Я его спрашиваю, зачем? А он: ну просто с ребятами гуляли по городу, а там – митинг. Митинг! Ну, митинг! И что? Да вы сами зайдите к нему, он вам все расскажет!

Мать мальчишки меня все подталкивала к дверям палаты, которые подпирал его угрюмый отец. Тот молчал.