Устинов. Как бы он ни выглядел, худшее в нем ты могла не подчеркивать. К чему нарываться?
Буйняковский. Я следовал каноном классического искусства. В деревьях я не силен, но гонщика и его машину я воспроизвел так, что на законченное полотно поглядел и закачался. Умопомрачительная точность деталей! Увеличить мелкие глаза или отсутствующей стройности придать, мне уже было себя не заставить. Я поразительный прорыв совершил, а мне его своими руками бери и изничтожай?
Клымова. Грязь надо стирать, а не наносить.
Гурышев. Отлично, девушка. Чудесно сказала.
Клымова. Я с заднего стекла грязь вытирала. У нас тут о машинах, и я тоже вставлю. Прижатая к тротуару машина, а на ее заднем стекле наклейка, что в машине инвалид. Стекло очень грязное. Инвалид, наверное, не замечает, а протереть ему некому… у меня в сумочке рекламка об открытии пиццерии была. Всем раздавали, и я взяла. Сходить туда вряд ли когда по карману мне будет.
Гурышев. Буйняковский тебя пригласит.
Буйняковский. Я ничего не обещаю. Я, девушка, не из-за вас – преграды не эстетические, а денежные.
Клымова. А эстетически вы… вы меня унижаете? С приличной художник бы прошелся, а мое место – с ними толкаться?
Буйняковский. С кем мы компанию водим, нас, я полагаю, характеризует. Но путь куда бы то ни было вам не отрезан. Девушка вы сердечная, об инвалиде похвально обеспокоились, я бы, откровенно говоря мимо прошел, а у вас екнуло. Протерли и дальше пошли?
Клымова. Протерла и отпрянула. В машине кто-то лежал. Он приподнялся и на меня через стекло поглядел – скажу вас, что мне словно лед за шкирку насыпали… ужаснее физиономии я не видела. Что это было, я…
Чачин. Это был инвалид.
Гурышев. (Клымовой) А лицо в самом деле нетипичное?
Клымова. Адское!
Гурышев. Зарисовать его что ли… на какой улице его машина стояла?
Клымова. На Донбасской.
Дусилин. А к нам ты на какой прибилась?
Клымова. Дворняжки прибиваются…
Дусилин. А ты у нас хохлатка китайская. (Чачину) Эту породу Мартыгин завел. Ну тот, что нижний зуб выбил. Деньги на собаку ему Голубая Женька дала.
Буйняковский. Голубая Женька?
Дусилин. У нее пальто болоньевое голубое, ну и она волосы под пальто перекрасила. Весной, сказала, блузку под волосы купит. Не знаешь, с чего ей деньги Мартыгину давать?
Чачин. А она ему просто так или именно на собаку? Дусилин. Да чего ей вообще деньги давать… да твою же мать!
Чачин. Чего?
Дусилин. Не давала она ему ничего! У Мартыгина свои денежки появились! Совсем немаленькие, если он таких собак покупает. Голубую Женьку он приплел, чтобы мне за яванский ром не возвращать! На бутылку рома у меня занял и той линии, что он на нуле, не отступая, держится! С собакой он прокололся! Хлебальню, что во Втором Газовом переулке ты помнишь? Супы в ней закуской!
Чачин. Закусок у них целая колонка. Супом кроме тебя, не знаю, кто заедает.
Дусилин. Мне же не только заесть, но и поесть. Пьяным и сытым из нее выхожу. Конечно, не наевшимся, но суп деньги, что за него, отдаю, хорошо заполняет. Мартыгин в скандал без меня влетел. Я что-то покушать стараюсь а он, ничем не закусывая, бутылку всосал. Всосал и всосал, ничего тут плохого, но Мартыгин не заплатил!
Чачин. Сказал, занесет попозже? Мы там люди постоянные и нам позволительно. Если не затянешь, тебе и в другой раз морду бить не станут. Принес тогда – и сейчас принесешь. Мартыгин там свой, и к нему, думаю, с доверием бы отнеслись.
