Освоение грамматики, которое начинается на более поздних стадиях языкового развития, может быть связано не с тем, что в голове у ребёнка уже заложена некая грамматическая схема, по которой строятся предложения, как считает Хомский. На самом деле всё может обстоять проще. Ребёнок учится грамматике, когда становится способен освоить или выделить более сложные абстрактные категории – например, понятие «одно» и «много». Пока он не выделил такие категории, пока он не считал их в идеирующем акте с Мирового разума, для него нет разницы между словами в единственном и во множественном числе. Если ребёнок до двух лет произносит, как все, «часы висят», а в два с половиной года вдруг стал говорить «часа висит», то это означает, что он освоил категорию множественности. А поскольку он видит, что часы одни, ему кажется неправильным говорить о них во множественном числе, как это происходит в русском языке. Иными словами, ребёнок начинает трансформировать свои высказывания в соответствии со сложными абстрактными категориями единства и множественности, субъекта и объекта, действия и претерпевания действия и т. д. Начав осознавать эти категории, он ищет в языке взрослых, как их выразить. Если можно говорить об «универсальной грамматике», то именно в этом смысле.
Механизмы мышления и языка, как это часто бывает и в других случаях, начинают осознаваться тогда, когда что-то в них нарушается. Об одном из таких нарушений, афазии, мы уже говорили, теперь давайте обратимся к другому – к самому сложному случаю психического заболевания под названием «шизофрения». Протекание шизофрении, этого «короля безумия», отмечено ярко выраженными процессами распада мышления и языка.
Лучше всего данные процессы описывают сами больные. Поэтому посмотрим на их свидетельства: «Мысли наскакивают одна на другую, каждая не додумана до конца… У меня чувство крайней разлаженности… Я не владею собственным мышлением. Зачастую мысли не ясны, они проходят по касательной… С основной мыслью сосуществуют побочные, они „путают карты“, нельзя прийти в мыслях к конечному результату, и это все сильнее, все идет кувырком».
Другая больная говорит: «Я думаю о чем-то одном, а рядом другая мысль, я знаю, что это второстепенная мысль, я её чувствую, словно вдали. Бывает так, что мысль вдруг оборачивается бессмыслицей, получается алогичное соединение, бессмысленная чепуха. Я больше не могу управлять своими мыслями, они прыгают, они запутаны, мне самой смешно, как такое возможно». – «Это не мышление, а полувидение, много разного, друг за другом, одно быстро сменяется другим. Мысли то быстро уплывают, то, наоборот, замедленны – это, словно машина, застрявшая в снегу: мотор продолжает работать, а колеса крутятся на одном месте. Раньше у меня было твердое мышление, а теперь полная противоположность… Раньше мои мысли были законченными, теперь я никак не могу их закончить».
Ещё один больной прибегает к такому описанию: «Я продумываю нижние мысли, а не верхние. Мое душевное поле в тумане». – «Я не в состоянии сосредоточиться и до конца продумать мысль». – «В общем, мне надо очень интенсивно думать, иначе мысли расползутся… Иногда мысли останавливаются. Вдруг приходит мысль, наплывает на другую и застревает в ней, застревает, словно в тягучей массе… В настоящий момент моё мышление затруднено, оно, как под покрывалом». – «Меня покидает чистый разумный смысл. Мысль, запутавшись, пропадает в пустоте. Блокировки препятствуют течению мысли».
