Язык, буквы, имена - страница 28
А потому все эти красочные схемы, все эти нарисованные картинки «переходов одного вида в другой» – это околонаучные фантазии, выдающие желаемое за действительное и в таком виде транслируемые легковерной публике. Потому что публика, обрабатываемая миссионерами дарвиновской религии, конечно, не отправится в музей выяснять истину и не станет штудировать сложные труды по палеонтологии – она поверит эффектным схемам и рисункам, так как «всем известно, что музеи завалены доказательствами эволюции».
Не иначе как мошенническим можно назвать другое мнимое «доказательство» дарвиновской теории: сходство эмбрионов разных видов. Действительно, что можно доказать с помощью такого сходства? Что всё живое и даже вообще всё сущее обладает похожим набором форм? Но это и так понятно даже ребёнку, и отсюда не следует ни «эволюции», ни тем более «естественного отбора». С таким же успехом можно было бы сказать, что человек произошёл от футбольного мяча, потому что форма его головы тоже круглая. Пресловутые «жаберные дуги», которые якобы имеются у человеческого зародыша и с которыми в своё время так носились дарвинисты, доказывая, что человек когда-то был рыбой, на самом деле представляют собой т.н. висцеральные складки, из которых у зародышей разных видов затем развиваются совершенно разные органы (у человека это челюсть и гортань). Серьезные теологи дарвиновской религии сегодня уже не используют этот аргумент, хотя он продолжает встречаться в популярной литературе и других миссионерских материалах.
Далее, дарвинисты ссылаются за некие примеры «наблюдаемой эволюции», то есть эволюции, которая якобы совершается прямо сейчас на наших глазах или является экспериментально зафиксированной. К сожалению для них, это тоже не более чем попытки выдать желаемое за действительное. Как правило, в таких случаях не происходит ничего, кроме обычной внутривидовой изменчивости, то есть таких вариативных трансформаций, которые не меняют фундаментальных характеристик самого вида, вроде изменения цвета сетчатки глаза, пигментации кожи или роста у людей. Даже пример тех галопагосских вьюрков, изменения клювов которых подтолкнули самого Дарвина к идее об эволюции под давлением «естественного отбора», оказался банальной внутривидовой изменчивостью, как доказали современные исследования.
Среди «экспериментальных подтверждений» приверженцы теории Дарвина ссылаются на появление у бактерий устойчивости к антибиотикам. Тут за эволюцию выдаётся то, что заведомо ею не является – то есть адаптация. Бактерии очень быстро адаптируются к изменениям окружающей среды, потому что численность их колоний и скорость размножения просто колоссальные. Причём адаптируются они зачастую за счет поломок, мешающих вредным для них факторам выполнять свою функцию. После того как окружающая среда приходит в норму, бактерии снова возвращаются к своей изначальной форме. Поэтому они и остались одними и теми же в течение предполагаемых 2 млрд. лет. То есть у бактерий не появляется какой-то новый полезный признак, а, наоборот, что-то ломается, например, механизм транспортировки веществ через мембрану (за счёт чего туда также перестаёт проникать и антибиотик). В действительности тут произошла не эволюция, а деволюция – у бактерии не появился какой-то новый полезный признак, а наоборот, пропал уже существующий. Говоря простым языком, бактерия стала «инвалидом». Как только ситуация придёт в норму, такие «инвалиды» сразу же будут вытеснены нормальными экземплярами.