Йогин Шри Кришнапрем - страница 14

Затем его стал всё больше и больше притягивать Кришна, пока он не принял Его как своего Ишту (Господа) – думаю, это произошло примерно в середине двадцатых годов, когда он получил посвящение от своего Гуру, Яшоды Ма. Здесь я могу ошибиться в датах, но помню, однажды он сказал, что обратился сначала к Будде, потом к веданте и, наконец, – процитирую его слова – «оставил у стоп своего Гуру бремя всего, что ценит мир, ради тайного сокровища, невидимого для большинства». Так и произошло.

Он признался, что встретил Гуру, но поскольку сам он мало об этом говорил, я не стал его расспрашивать. Преподаватели свободно это обсуждали, тем более что многие богатые отцы, дочери которых созрели для брака, приглашали его в гости под всякими надуманными предлогами, которыми никого не обманешь. Они считали его эксцентричным человеком, но его одаренность и блестящие лекции привлекали многих студенток, и для госпожи Сплетни с ее домыслами наступил час триумфа. Помню, как мы расспрашивали о его «намерениях» и как он искренне отмахивался от нас со смехом, пока однажды не ошеломил нас, заявив во время чаепития, что устроился преподавать на английском в Индусский университет Варанаси. Тогда его образованные друзья, посовещавшись, решили, что это уже не смешно.

«Ты должен убедить его, Дилип, любой ценой, – делегация его друзей в глубокой тревоге обратилась ко мне. – Преподаватель в Индусском университете получает всего 300 рупий в месяц, тогда как здесь он уже зарабатывает 800 рупий, и со временем его зарплата вырастет до 1200 рупий или даже больше. Возможно, благодаря своей блестящей одаренности, он даже станет ректором, не говоря уже о том, как он популярен…»

«Вы не говорили мне, что решили бесповоротно распрощаться с Лакнау!» – пожаловался я ему однажды вечером, когда он, наконец, зашел ко мне.

«Кто вам сказал об этом?» – с полуулыбкой ответил он.

«Кто это мог быть, кроме ваших коллег – лекторов и преподавателей? И их очень оскорбляет то, что вы не сочли нужным хотя бы раз обсудить это с ними».

Он нежно похлопал меня по плечу. «Не обижайтесь, Дилип – сказал он. – Если честно, мне до смерти надоел Лакнау с его сплетнями, и мне совсем не хотелось давать этим болтунам повода для сплетен. Но с чего бы мне с ними советоваться? С какой целью? Зачем мне их советы? Для чего, по их мнению, я сюда приехал? Чтобы сделать карьеру и дослужиться до образцового педагога с завидным доходом и языком без костей, который читает лекции о бессмысленных вещах и высмеивает то, что имеет смысл? Их ужасает, что в Бенаресе мне будут платить всего триста рупий? Но мне и столько не нужно. Да и вообще, я что, когда-то интересовался благословенными земными благами и академическими почестями? Я приехал сюда в поисках чего-то, но это вовсе не благосостояние, карьера или роскошная докторская степень, которые так ценят карьеристы и охотники за славой».

Нападя на «мудрость мира сего», он нередко выходил из себя и начинал обличать благоразумие, эрудицию, честолюбивые замыслы и так далее. Тем вечером он завершил свою речь язвительным замечанием, которое я никогда не забуду:

«Они утверждают, эти безупречные проводники мудрости, – сказал он, раскрасневшись, – что, поскольку Создатель мира невидим и непознаваем, самое мудрое решение – хорошо устроиться в этом известном нам мире, реальность которого не вызывает сомнений. Но в мире, откуда вычли Создателя, говорю я, можно хорошо устроиться одним способом – и это проклятие».