Итак, он отказался от преподавания в Лакнау и отправился в Варанаси, чтобы жить под руководством своего Гуру, Яшоды Маи, которую он называл Ма, матерью. Когда впоследствии, в 1927 г., она затворилась в храме, он последовал за ней в ее убежище, чтобы полностью превратиться в настоящего нищего монаха, служителя Кришны. Я точно не знаю, как именно произошло его окончательное обращение, но отчетливо помню, что, когда я в 1928 г. в очередной раз посетил Лакнау, один его почитатель неприятно удивил меня (так, что в ту ночь я не смог заснуть), без обиняков сообщив, что Кришнапрем «пустился во все тяжкие и стал просить милостыню в Алморе!»
Эта новость так сильно взволновала меня, поскольку на психологическом уровне как бы пристыдила меня; ведь я чувствовал, что сам никогда на такое не пойду. И все-таки, конечно, люди часто так живут, особенно в Индии, где бесчисленные духовные искатели и странствующие монахи каждый день живут на подаяния. Конечно, я не мог не восхититься его мужеством и смелостью, но все же меня печалила мысль, что он в самом деле ежедневно собирает подаяния, чтобы прокормиться. Еще у меня не выходило из головы его юное, мечтательное лицо, сияние которого отражало его светлую душу. Подумать только: этот крепкий интеллектуал, который еще недавно на скорости гонял на мотоцикле по улицам Лакнау, а я сидел рядом, в коляске, сейчас должен буквально ходить от дома к дому, выпрашивая горстку риса, и, наверное, его прогоняют прочь некоторые раздраженные хозяева, считающие таких бродяг вредными паразитами! Кроме того, всё в Лакнау напоминало мне о нем: мои и его друзья, университетский городок, где мы вместе под руку гуляли, чаепития, которые мне теперь приходилось посещать без него, музыкальные вечера, где я теперь пел без его бесценного, внимательного присутствия, – словом, всё вокруг будто сурово упрекало меня, что я не решился, как он, прыгнуть в неизвестность, уповая, что Божественное сострадание не позволит ему разбиться. В конце концов, его отсутствие вызвало у меня такое сильное беспокойство, что не будет преувеличением сказать, что его достижение, к которому он пришел одним скачком, стало тем решающим и необходимым толчком, который помог мне сделать решительный шаг, отбросив всё, что не имеет смысла, ради того, что по-настоящему важно[24].
* * *
С ноября 1928 г. по март 1937 г. я жил в уединении в нашем Йога-Ашраме в Пондичерри. За это время он написал мне десятки писем. Некоторые из них я опубликовал без его явного на то согласия. Я, конечно, боялся, что он будет возражать, но, когда мои опасения оправдались, я попросил его подумать, не прав ли я хотя бы отчасти: я считал, что люди часто не знают о величайших людях, во-первых, из-за глубинной подмены ценностей, а, во-вторых, из-за недостатка понимания. Я рассказал ему об одном метком замечании Олдоса Хаксли из книги «В дороге»: «Трудно отличить подлинное от фальшивого, это доказано тем, что люди постоянно ошибались и продолжают ошибаться. А в каждый данный отрезок времени большинство людей, если даже не предпочитает притворство честности, все же одинаково восхищаются ими, поровну одаряя своим вниманием и то, и другое»[25]. Я также сообщил ему слова, которые однажды сказала нам мимоходом Мать: что большинство людей, считающих Шри Ауробиндо великим, оценивают его, опираясь на сведения, которые не способны раскрыть нравственную суть его величия. «Поэтому, – добавила она, – нужно действительно понимать,
