Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги - страница 28
Свобода всегда связана с движением. Обрести свободу – значит бросить всё и уехать. Только вот одна оказалась проблема – дети. Как с ними-то быть? Допустим, решил ты поехать в Сан-Франциско, Марракеш или еще какое модное место, всплывающее в популярных песенках, – детей с собой брать, что ли? Или оставлять? Или брать с собой няню? Или что?
Такой простой, незначительный вопрос: куда деть детей? Но оказалось, не такой уж незначительный. Молодые мамы начала 1970-х отвечали на него со всем старанием, так хорошо, как только могли. Они уходили от мужей и забирали детей, сбегали с бородатыми парнями, которые не знали, что такое ванна, а потом сидели дома, готовили ужины и пили бокал за бокалом, мечтая о вечеринках, на которые не попадут. Такой ответ иногда делал их желчными.
Быть ребенком такой матери означало расти в окружении компромиссов, разочарования и экспериментов, в окружении незнакомых мужчин, что вечно ошивались в доме. Расти в атмосфере странного, необъяснимого оптимизма. Наши матери услышали песнь свободы и, как могли, пытались танцевать под нее.
Идея о менталитете поколения, возможно, глупа, но иногда приживается. Мы говорим о поколении Великой депрессии; о послевоенном буме деторождения и свойственной этим детям ответственности. Беспокоимся о наших детях, детях компьютерной культуры. А меня часто волнует такой вопрос: что, если дети растут в эпоху турбулентности, что становится с детьми, чьи родители хотят быть свободными и считают, что обрести свободу – значит уехать? С точки зрения ребенка, эгоистичность родительских метаний и скитаний делает ситуацию еще более напряженной и непонятной. Наши матери и отцы выбрали этот радикальный сдвиг, его им не навязали, в отличие от войны или Великой депрессии. И вместе с тем, что почти парадоксально, у их детей не было такой же свободы выбора. Мы не выбирали такой жизни. Дети известны своей консервативностью. Будь у них возможность, они бы никогда никуда не переезжали. Дети предпочли бы, чтобы ничего никогда не менялось.
Так что же случилось с нами, детьми первой волны массовых разводов?
Разумеется, не меня первую озадачил этот вопрос. В начале 2000-х опубликовали результаты двух главных исследований, посвященных детям первой волны разводов. Сначала была книга Джудит Уоллерстайн «Неожиданное наследие разводов». В исследовании Уоллерстайн приняли участие 131 ребенка и их семьи из Марин-Каунти, Калифорния. Марин – округ, известный своей тенденцией к отклонению от общественных норм, а не соответствию им. Но даже эта небольшая выборка из нетипичного среза населения вызвала сенсацию. Угадайте, что было неожиданным наследием разводов? Детки с большими проблемами – вот что!
По крайней мере, так утверждали средства массовой информации. Уоллерстайн удалось обнаружить, что дети из семей разведенных родителей испытывали больше сложностей в построении личных отношений, чаще имели проблемы с алкоголем, а во взрослой жизни разводились чаще, чем их собратья из полных семей. Ее тщательное исследование влияния разводов на детей свелось к одной понятной фразе: развод – это плохо. Книга стала бестселлером. Правые торжествовали, потрясая находками Уоллерстайн, консерваторы сделали идею книги лозунгом. Левые отнеслись к исследованию прохладнее. Ката Поллитт привела убедительные аргументы в пользу того, что оно псевдонаучно.