– И часто ты разбрасываешься деньгами? – Она снова покрылась румянцем.
– Вот так – впервые, – признался Кай. – И уже чувствую себя дураком. Ты будешь есть или нет? Правда, на кашу с сонной травой не рассчитывай. Я ем простую пищу.
– Куда уж проще. – Путаясь в штанах, она села рядом с ним, оторвала от пласта копченой форели полоску, отломила кусок лепешки, сунула все это в рот, взяла мех с вином, глотнула и чуть не подавилась, закашлялась с выпученными глазами.
– Пей вот из этого, – подвинул ей другой мех Кай. – То слишком крепкое. Я взял его, чтобы промывать раны.
– Разве кто-то ранен? – Она наконец смогла отдышаться. – Прости, забыла про кровь на твоей ноге.
– Нога заживает, бок утихает, – отмахнулся Кай. – Не затем запас запасают, чтобы запасом хвалиться, а чтобы не разориться. Вот тряпица, промой как следует ожоги на груди. Они воспалены, а мне хотелось бы залатать твое тельце побыстрей.
– Зачем? – Она с подозрением сдвинула брови.
– Чтобы ты наконец перестала вызывать жалость, – отрезал Кай. – Ешь быстрее. Скоро трогаемся. До Кеты еще пять или шесть дней пути, но надо покинуть этот лес побыстрее. Как поешь, нарви вон тех оранжевых цветов.
– Зачем тебе цветы? – удивилась Каттими.
– Эти цветы тебе, – поднялся на ноги Кай.
– Мне? – Она вновь разрумянилась. – У нас в деревне парни девушкам дарили бусы. Цветы дарят только перед свадьбой. И потом, парень должен собрать их сам. Собрать и сплести венок…
– Забудь о свадьбе, – оборвал ее Кай. – Это огнецвет. Собери не менее десятка бутонов, затем тщательно их пережуй.
– Зачем? – Она вновь удивленно подняла брови.
– Во-первых, получившаяся кашица хорошо заживляет раны, поможет избежать уродливых шрамов, – объяснил Кай. – А во-вторых, до завтрашнего дня я буду избавлен от твоей болтовни.
Вторую половину дня Каттими бежала, держась за стремя. Сначала она пыталась возмутиться, но рот ее был связан огнецветом, язык не слушался, да и Кай тронул коня с места, сзади загремели повозки Такшана, и она побежала. Держалась она неплохо, сразу же успокоила дыхание, правильно ставила ноги, вот только сил у нее все-таки было немного. Уже к пятой лиге дыхание стало прерывистым, на лбу выступила болезненная испарина, в груди начал раздаваться хрип. Кай спрыгнул с лошади, подхватил неожиданно легкое тело Каттими и посадил ее в седло.
– Держи. – Он протянул ей фляжку с водой. – И готовься. Завтра тебе тоже придется поработать ногами. А пока я займусь своей ногой, а то так и буду на каждый прыжок кровоточить.
Она пробежалась еще раз и в первый день. Ее опять хватило ровно на пять лиг, но вместо хрипа из груди раздавалось пусть и тяжелое, но все-таки дыхание. Вечером, когда Кай остановил коня в ельнике, она упала на подушку из хвои почти без сил, но, поев, не только не улеглась спать, но взяла у Кая иголку и принялась распускать на нитки кусок веревки.
– Ты не боишься спать? – с трудом ворочая языком, спросила она охотника, когда тот расстелил под низкими ветвями одеяло.
– Не боюсь, – зевнул Кай. – Вот не проснуться – боюсь, но на этот случай у меня есть мой конь. Он лучший сторож на стоянке, зато горазд подремать на ходу. Пару раз, когда и я о чем-то задумывался, забегал в полудреме в колючий кустарник. Очень потом на меня обижался. Будешь ложиться спать, прижимайся спиной к моей спине. Так теплее, да и со спины я менее опасен.
