Время залечивает обиды и раны. Теперь о Семёне Юля думала по-новому, так как он сам приглашал, чтобы приходила к ним чаще в гости. Он охотно с ней говорил об учёбе и даже был ласков. И Юля верила, что с его стороны это вполне искренне. Она не придавала большого значения тому, что Семён так подобострастно вёл себя с ней почему-то только в отсутствие сестры, а при Валентине – сдержанно, даже с намеренным холодком. Однако произошедшие в нём перемены для Юли были очевидны, прежде всего, он заметно постарел, оплешивел, руки все в тёмных наколках, от вида которых становилось как-то не по себе. Но, кажется, остался всё тот же острый, сверлящий взгляд серых глаз. Живота почти не было, хотя и не скажешь, что Семён был худой. На сухощавом лице возле глаз и рта легли глубокие морщины, и нос слегка приплющен.
Юля величала его Семёном Ивановичем, а он снисходительно и ласково, с долей насмешки называл её сестрёнкой. И в этом она не видела ничего фамильярного. Иногда она замечала в его глазах что-то располагающе доброе. И если что говорил, то всегда чего-то как бы нарочно не досказывал, выражая лишь взглядом. Но его намеки она не понимала, отчего её охватывало недоумение и лёгкая тревога. Особенно, если слышались его странные нотки неопределённого сочувствия за своё прошлое, что по отношению к ней был несправедлив, в чём искренне раскаивался. И потом начинал выспрашивать, что она любит, что больше всего ей нравится. Но его расспросы ставили её в тупик, и она не знала, как и что ему отвечать. Впрочем, он немало её удивлял своим неестественно повышенным к ней вниманием. Ведь она никогда сама не вступала с ним в разговор, чувствуя себя при нём по-прежнему неловко. Тем не менее, на его вопросы она отвечала достаточно сдержанно, немногословно, только бы он поскорей отстал от неё. Иной раз дело доходило уже до того, что она не могла терпеть его рядом, очень тяготилась. Это происходило в тех случаях, когда Валентина отлучалась в магазин. И всякий раз из таких щекотливых ситуаций её выручала Света, прибегавшая позвать её помочь решить задачку. Словом, при нём Юля испытывала смутное, тревожащее её, не проходящее душевное угнетение. И тогда она брала в руки книгу и углублялась в чтение, хотя сама искала повод поскорей исчезнуть. И могла несколько дней вообще не появляться у сестры, а потом приходила, когда Семён уходил на смену.
Семён Туземцев всегда любил рыбалку, а теперь так пристрастился, что не пропускал ни одного выходного дня отдохнуть на вольной природе и вдоволь порыбачить…
Жизнь с Валентиной у них потекла своим чередом. Семён, однако, в своих привычках не изменился: по-прежнему был скуповат, что сказано даже мягко; он считал почти каждую копейку, которую тратила жена из его денег, и даже вёл учёт её личной зарплаты, и то, как она ею распоряжалась, из-за чего супруги порой крепко ссорились. Работал он опять на том же своём «молокане». В последнее время он так тесно привязался к дочери, что даже интересовался её школьными делами, в чём значительно потеснил жену. Впрочем, Валентина с радостью уступила ему свою обязанность, и она без ревности видела, как Света тоже открыто тянулась к отцу, и между ними установились почти дружеские отношения. Семён единственно не жалел денег как на маленькие, так и большие прихоти дочери. Эту отцовскую любовь она умело использовала в своих целях, проявив тем самым раннюю расчётливость ума.
