– Поди, братец, с Богом! Что тебе попусту зевать, ведь ты все равно ничего тут не смыслишь.
1
В один из знойных летних дней 1797 года Державин прохаживался в саду с А.В. Храповицким (Храповицкий Александр Васильевич (1749–1801), действительный тайный советник, сенатор, статс-секретарь императрицы Екатерины II, писатель). Сбирались тучи, но два приятеля не замечали их. Разговор коснулся поэзии. Храповицкий распространялся в похвалах великому поэту, и в восторге не щадил никаких сравнений. «Вы не поэт, – сказал он, – вы Зевес-громовержец!» В эту минуту блеснула ослепительная молния, и раздался такой удар грома, что Державин, при всей своей смелости и привычке к военной жизни, бросился под навес беседки. Туда же побежал и Храповицкий. Оба, оглушённые ужасным раскатом грома, несколько времени стояли безмолвно. Наконец, Державин прервал молчание. «Вот видишь ли, какой я громовержец!» – сказал он Храповицкому, и в тот же день записал в своей белой книге следующие шесть стихов:
Как ты назвал меня Зевесом,
От имя Божья грянул гром;
Я в страхе скрылся под навесом,
И бью тебе, мой друг, челом:
Избавь от пышных титл: я пешка.
Чрезмерность в похвале – насмешка!»
2
В 1809 году сестра Державина просила доставить ей портрет его. Поручив изготовить портрет, Державин между тем спешил послать ей полный экземпляр своих стихотворений, со следующею надписью:
На вечерних дней заре,
Брат, любезнейшей сестре,
Шлет в сих книгах душу ныне,
А опосле, на холстине,
К ней пришлет и образ свой,
Жить, беседовать с сестрой.
3
Державин заметил, что один из его родственников был неравнодушен к дочери его друга; – дело шло на помолвку. Невеста и жених были оба близоруки, и поэт часто над ними подшучивал, но принимая в них искреннее участие, советовал спешить свадьбою, и однажды сказал им:
Послушайте, друзья! Вы оба близоруки,
И прелестьми вдали – себя нельзя вам льстить;
Но видя под носом – скорей давайте руки.
Благословляю вас, друг друга – век любить.
4
Державин любил собачек, особенно из рода болонок, и, сидя в кабинете, часто лелеял собачку на груди, за тулупом. Любимая собачка Екатерины Великой была также из рода болонок, и на посторонних бросалась с лаем, впрочем, никого не кусала. Поэт написал ей двустишие, поучительное для многих.
Всем смертным – должно сей собачке подражать,
Хоть лаять иногда, но только не кусать.
5
Державин был правдив и нетерпелив. Императрица Екатерина поручила ему рассмотреть счета одного банкира который имел дело с кабинетом Е.И.В. и был близок к упадку. Прочитывая Государыне его счета, Державин дошел до одного места, где сказано было, что одно важное лицо, не очень любимое Государыней, должно банкиру такую-то сумму.
– Вот как мотает! – заметила Государыня, – и на что ему такая сумма?
Державин возразил, что князь Потемкин занимал ещё больше, и указал в счетах, какие именно суммы.
– Продолжайте! – сказала Государыня.
Дошли до другой статьи: опять заем того же лица.
– Вот, опять! – сказала Императрица с досадой. – Мудрено ли после этого сделаться банкротом?
– Князь Зубов занял больше, – сказал Державин и указал на сумму.
Екатерина вышла из терпения и позвонила. Входит камердинер.
– Нет ли кого там, в секретарской комнате?
– Василий Степанович Попов, Ваше Величество.
– Позови его сюда.
Вошел Попов.
– Сядьте тут, Василий Степанович, да посидите во время доклада: Гавриил Романович, кажется, меня прибить хочет.
