Юная леди Гот: Призрак мышонка. Праздник Полной Луны - страница 13
Вместо этого она вернулась в свою огромную спальню, извлекла из-за пышной кровати спрятанные там черные тапочки и надела их.
Затем подошла к двери и выглянула наружу. Нигде не наблюдалось никаких следов Мальзельо или новой гувернантки. Ада выбралась из спальни и на цыпочках побежала по коридору, стараясь не шуметь.
Когда она добралась до малой галереи, Эмили и Уильям Брюквидж уже ждали ее за якобинским буфетом.
– Колбаски из оленины с луковичной горчицей? – спросил Уильям. – Или, может быть, лосось, панированный овсянкой в клубничной подливке?
Произнося это, он поднимал одну за другой серебряные крышки над блюдами, причем лицо его попеременно приобретало то коричневый, то желтый, то клубничный оттенок.
– Яйцо всмятку и солдатики! – отрезала Ада.
– Великолепно! – подытожила Эмили, когда они закончили. – Кстати, это ведь Руби готовит нам тосты. Каждое утро она выбирает форму нового полка.
Уильям, весь в цветочек (потому что он сидел перед занавеской), опустил свой тост и указал куда-то за окно.
– Гляньте! Вон комнатный егерь идет.
Ада и Эмили тоже повернулись к окну.
Мальзельо спешил куда-то по гравиевой дорожке.
– Что это, интересно, комнатный егерь делает в парке? – удивилась Эмили.
– Возможно, просто идет в свою комнату, – ответила Ада. – Когда Мальзельо не на работе, он живет в парке.
– Проследим за ним, – предложил Уильям.
Они быстро спустились по главной лестнице, повернули налево в восточное крыло, миновали египетскую гостиную, доколумбову гостиную и китайскую гостиную (где Чарльз Брюквидж корпел над своим изобретением), потом еще несколько гостиных, установить Национальную принадлежность которых не представлялось возможным, потому что мебель в них была закрыта чехлами, сколько Ада себя помнила, и наконец добрались до кухни.
В большой буфетной не покладая рук трудились буфетчицы: стирали пыль с банок солений, надписывали их и наполняли ящики свежим льдом, принесенным из нового ледника. Никто из них не оторвался от работы и даже не подал виду, что заметил, как Уильям, Эмили и Ада проскользнули мимо.
В людской несколько грустных горничных раскладывали по местам деревянные ложки, сортируя их по размеру. Они тоже оказались слишком заняты, чтобы обратить внимание на проходивших детей.
Дальше, в главной кухне, миссис У’Бью, сидя в просторном кресле-качалке за широченным кухонным столом, яростно царапала что-то в огромной измятой книге, страницы которой были испещрены многочисленными примечаниями из засохшего теста. Лицо миссис У’Бью покраснело от злости и казалось крошечным, как у гнома, под огромным колпаком, а с пояса фартука (размером с хорошую скатерть) свешивались скалки, отбивалки, мутовки, ситечки всевозможных форм и размеров, которые при каждом движении кресла-качалки стукались и позвякивали.
Сама миссис У’Бью рычала при этом, как разъяренный лев:
– Агнес, взболтай эти яйца! Мод, замеси это тесто! Да не это, а вон то, идиотка! Пэнси, поджарь коржи, пока не подрумянятся, и обкорнай края! Шевелитесь, лентяйки!
Пыхтящие кухарки, толкаясь локтями, хлопотали вокруг трех кухонных столов, заставленных мисками, противнями и безменами.
– Быстрее! – сказал Уильям. – Не дадим ему уйти!
Ада и Эмили вслед за ним пересекли кухню и вошли в малую буфетную, тесную комнатку с чрезвычайно высоким потолком, все стены которой были завешаны стенными шкафчиками и полками, заставленными разнообразными специями, травками, отдушками, ароматами, порошками, тинктурами и вытяжками в маленьких пузыречках. С потолка же свешивались вязанки петрушки, шалфея, розмарина и тмина – вперемешку со связками сушеных чернушек для супа, волнушек для успокоительного и веснушек для мороженого.