Юноша и Зверь. [история чёрного серебра] - страница 7

– Не знаю, – вдруг нерешительно пробормотал тот. – Ведь пост все-таки.

– Ах, бросьте! Вы в данный момент находитесь с иноверцами. Так любите?

– Откровенно говоря, никогда его не пробовал.

– Вот теперь и отведаете!

– Ему еще рано пить! – вдруг вскинулся Антон, чем насмешил англичан.

– Помилуйте! Неужто юноше в шестнадцать лет нельзя отведать легкого вина, да еще под присмотром старших? – искренне удивился Филипп.

Взяв полный бокал в руки, Саша задумался, вдыхая острый, пряный аромат.

– Осторожнее, Александр! Бокал серебряный и становится горячим в мановение ока. Не отопьете хотя бы один глоток – не сможете его более ни держать, ни взять в руки…

Сгорая от любопытства, Саша прикоснулся губами к краю бокала и отпил полный глоток.

Тем временем Антон опрокинул в себя бокал целиком. Впрочем, внимание на это обратил лишь доктор Мейерс, окинувший его почти сочувственным взором.

Пропустив в свое нутро жгучий поток, Саша вновь взглянул на стол и обнаружил прямо перед собой раскрытую коробку шоколада, отделанную розовым шелком.

«Ух-ты! От „Жоржа Бормана“, наверное!» – пискнула единственная мысль в разомлевающем мозгу. Все-таки единственный глоток глинтвейна пришелся на совершенно пустой желудок.

– Угощайтесь, мой друг! – Филипп чуток пододвинул коробку к юноше.

Пролепетав «Благодарю!», Саша протянул уже слегка нетвердую руку и взял крупную, гладкую конфету. На вкус она оказалась и сладкой, и самую малость солоноватой, маслянистой и, после горячего напитка, почти прохладной.

Филипп выждал минуту-другую, пока взор юноши чуть прояснился, и продолжил разговор:

– Итак, о неестественности войн и болезней… Лично мое мнение – да и не только мое, но и многих прогрессивных философов, – что в подобных явлениях человечество нуждается не меньше, чем в благополучии и размножении. Не беспокойтесь, мой юный друг, я поясню. Понимаю, мои слова могут показаться жестокой крамолой, но задумайтесь… Если бы по Европе в свое время не прошла череда войн и эпидемий, насколько перенаселена она была бы сейчас.

– Так дело, по-вашему, в «лишних людях»?

– Не беспокойтесь так, мой друг! Разумеется, с субъективной позиции это может показаться жестоким. Но взгляните на дело с исторической точки зрения.

– Да ведь эпидемии уничтожали целые города? Это хорошо для истории?

– Это плохо. Любая чрезмерность есть зло. Но периодические и умеренные войны и болезни как ограничитель человечества – есть благо.

– Умеренные? – опешил Саша. – То есть – когда не весь город вымер?

– Да, – спокойно и ровно отвечал Филипп.

– Простите, но тут не могу я с вами согласиться! Этой осенью у моего одноклассника сестра умерла от холеры. Такое в Петербурге не редкость, и эпидемии случались. Легко говорить, когда неизвестно кто «с возу». А я эту девицу видел, говорил с нею. Пусть бы природа нас меньше до размножения охочими сделала, чем так вот ограничивать!

– Ах, Александр! Вам еще стоит научиться глядеть на многие события иным взором – беспристрастным.

– Зачем?

– Чтобы лучше понимать устроение мироздания. Я глубоко убежден, что мир в своей первооснове двуедин – добро и зло существуют в нем на равных и одинаково необходимы и полезны для существования Вселенной. Сила созидания и разрушения. Одна не может существовать без другой… Из небытия явилась сила абсолютного созидания и что она породила? Сатанаила с его воинством – силу разрушения.

– Любой богослов скорее повесится, как Искариот, чем согласится с вами.