– Такие сапожки нам завещал носить один мудрый хан, который создал наше государство, – говорила мне Чимид, не называя имени этого хана, – это был очень мудрый и справедливый хан, он завещал нам беречь землю, чтобы не случился голод…
Имя Чингиз-Хана в те годы в Монголии было под запретом: монголы не хотели раздражать «Большого Брата» в московском Кремле, но сами продолжали чтить своего великого правителя.
…Три дня мы прожили в стойбище рода Дальяра, и каждый день мы втроём – Дальяр, Чимид и я – выезжали в Степь. Нас сопровождали те самые собаки, с которыми я подружился в первый же вечер: они неслись рядом и, кажется, совсем не уставали. А вокруг было столько интересного! – нам встречались то небольшие, но глубокие каньоны, на дне которых бежали безымянные речки и росли сосны – а мы сверху вниз смотрели на верхушки этих сосен – то на нашем пути возникали какие-то сюрреалистические развалины: это были останцы древних скал, разрушаемые степным ветром. Тут и там попадались нам обо – маленькие священные холмики, сложенные из камней; из этих обо торчали высокие жерди с привязанными кусками разноцветной материи, а рядом лежали подношения: мелкие монетки, сигареты, конфеты, крупа, какие-то украшения… Дважды попадались нам и ступы – ни на что не похожие небольшие архитектурные сооружения, выполняющие в буддизме роль часовен – возле них тоже лежали подношения. Каждый раз, когда мы подъезжали к ступе или обо, Чимид и Дальяр спешивались, обходили вокруг, повязывали ленточки и клали у подножья монетку – я, конечно же, следовал их примеру – а потом Дальяр кропил из фляжки основание сооружения, после чего делал глоток архи. Чимид объясняла мне:
— Это — домики духов. Духи живут в степи, и помогают людям: если кто-то заблудился в степи, или если у кого-то потерялась овечка, или кто-то заболел — эти духи помогают. Поэтому, с ними нужно дружить, уважать их, делать им подарки – духи очень любят подарки! Совсем, как ты!
Я верил, что в этих странных сооружениях действительно живут духи – и Чимид с Дальяром верили: там, в Степи, где нет ни совецкой власти, ни научного атеизма, ни марксистско-ленинской диалектики, духи продолжали жить, и живут поныне! Одно только я никак не мог понять: где же Степь? когда же мы увидим её?…
– Да вот же она! – Дальяр и Чимид смеялись, и показывали вокруг – на холмы, кустарники, на останцы скал, каньоны, на перелески сосен, – вот она, Степь! – и я верил и не верил им: ведь в моём представлении Степь должна быть ровной и плоской – а тут… Тут – целый мир! Кто не мчался на маленькой монгольской лошадке по цветущей степи, тот не поймёт, до чего это прекрасно! Это ощущение бесконечного полёта, бесконечной свободы и какого-то совершенно иррационального счастья невозможно передать словами – его можно только пережить!…
А над нами кружили степные орлы, дорогу нам перебегали суслики и лисицы, мы видели стада джейранов, отары овец, верблюдов… Мы заезжали на овечьи кошары, где пасли скот друзья Дальяра – и нас усаживали за достархан, и снова начиналось пиршество! Во время одного из таких «визитов вежливости» оказалось, что у хозяев есть сыновья – двое мальчишек, чуть постарше меня. Уж и не знаю, как мы с ними нашли общий язык, но через пять минут после нашего знакомства они притащили лук – настоящий боевой лук, только небольшого размера, согнутый под детскую руку – и стали учить меня стрелять. Рядом, в загоне, стояли два верблюда – и вот, настрелявшись вдоволь, я поинтересовался, можно ли на них покататься? Мои новые приятели попытались, было, усадить меня на верблюда – правда, из этой затеи ничего не вышло: слишком уж гордым оказалось это двугорбое создание, чтобы склониться перед
