– Откройте ваш ежедневник на чистом развороте и на левой странице, по центру, нарисуйте символ.
– Какой символ?
– Символы – это реальные вещи. Они есть, мы их можем нарисовать, распознать. Мы можем ими манипулировать. В нашем мире всё – символы: и рисунки, и надписи, и предметы. Другое дело – образы. Их нет во внешней реальности, но они управляют всем на свете. Не мы ими манипулируем, а они нами. Образы живут с другой стороны, в том мире, где нет вещей, и слова состоят не из букв. В том мире нет символов, там всё является только тем, что оно есть на самом деле. Символы разрушаются, они – смертны. Образы – вечны. Они, и только они воистину настоящие, непреходящие. Раньше я думал, что образы не могут быть живыми. Но я ошибался. Символы – не живые отпечатки во внешнем мире живых образов внутреннего мира.
Я не совсем его понял, но уточнять не стал: мне не терпелось поскорее получить тот результат, за которым я приехал. И я только спросил:
– Символ чего?
– Символ вашей любви. Той самой, которую вы не можете забыть. Той, которая всегда с вами. Есть в жизни каждого такое, что невозможно забыть. Закройте глаза и вспомните этот образ. Он вначале будет довольно туманным, но потом всё больше деталей проступят в вашем воображении, и вы отчетливо увидите лицо.
Он был прав: я никогда её не забывал. Я вспоминал её очень часто. Теперь я могу признаться себе в этом. Теперь мне не надо лгать самому себе, не надо изворачиваться перед своей совестью. Теперь мне не надо многое из того, что раньше я считал важным. Теперь наступило время отделять зёрна от плевел.
Я увидел её лицо. Увидел отчетливо, ясно, реально.
– Здравствуй, Света, – сказал я.
– Здравствуй, – ответила она.
Да, всё было именно так.
– Здравствуй, Света, – сказал я тогда.
Или сейчас? Когда я это сказал?
Я открыл глаза и взглянул на ХВН. Он покраснел и отвернулся. Значит, он слышал. Значит, я произнес эту фразу вслух. Ну и пусть слышит. Пусть!
– Здравствуй, Света, – сказал я.
– Здравствуй, – ответила она, не отрывая своих прекрасных глаз от каких-то документов.
Она сидела за столом у окна небольшого кабинета и делала вид, что занята бумагами. Только я знал (откуда?), что это не так. Что она тоже смотрит на меня. Смотрит исподтишка, когда я на мгновение отворачиваюсь в сторону.
– Ты присаживайся, – сказала она таким волшебным, неземным голосом.
Я присел на краешек стула и… снова взглянул на ХВН. Он был смущен. Но ободряюще кивнул головой:
– Говорите вслух. Это хорошо. Это значит, что вы делаете это по-настоящему. Значит, у нас всё получится. Всё получится, если делать по-настоящему.
Я ещё раз взглянул на него и отметил про себя, что он видит лишь меня. Он не видел Свету. Её видел только я. Словно снова вернулся в то далекое время, когда работал экономистом… Когда мы встречались чуть ли не каждый день…
Я так хотел. Я не мог не заехать к ней.
– Что ты привёз сегодня? – спросила она.
– Вот, – я протянул ей документы, и кончики наших пальцев на мгновение соприкоснулись.
Я ощутил, как она вздрогнула. Вздрогнула, подняла, наконец, глаза и улыбнулась мне.
Наверное, вид у меня был достаточно красноречивым. Я поймал себя на том, что моя рука застыла в воздухе, и, преодолевая некоторое сопротивление, усилием воли опустил её на колени.
– Машину разгружают… – выдавил я.
Она снова отвела глаза и сказала:
– А мы, что будем делать мы?
