Она затянулась в последний раз, аккуратно затушила окурок в пепельнице и встала. Подошла вплотную – я вжался в подоконник – и уставилась в глаза, будто искала в них что-то важное, типа ответ на вселенскую загадку, или ещё какую херню. А потом вдруг прильнула и с усмешкой спросила:
– Ты же девственник, да, котик? Такой зажа-атый. Такой милый.
– У тебя чё, фетиш типа?
– Наверно. Люблю, когда мальчик стесняется и слушается. Когда подчиняется.
Она полезла целоваться – я отклонился.
– Не бойся, котик, не обижу, – шепнула еле слышно и снова потянулась к моим губам.
Она прижималась совсем тесно. От неё несло перегаром и сигаретами, хотя в машине она благоухала духами – по крайней мере, её грудь и волосы. Тогда она вызывала желание, теперь – какую-то ядрёную смесь возбуждения и отвращения.
– У тебя так сердечко колотится, – забавлялась она, – ты не бойся, котик, со мной тебе будет хорошо.
Меня затошнило.
– Нет, не надо. Отойди.
– Уверен? Твой компаньон другого мнения. – Она провела пальцем по моей ширинке.
От носика до хвостика прокатилась волна колючих мурашек.
– Я помогу снять напряжение, – шепнула Дэя.
И ведь не нагнала: пара поцелуев – и дело было закончено прямо в штаны. От стыда дышать стало нечем.
– Какой ты впечатлительный, котик, – очарованно шептала она.
Её, кажись, вообще это не смутило, она продолжала вылизывать мне шею, не требуя ответной ласки. А я поплыл и уже ни черта не соображал. И в тот момент, когда готов был проститься с сознанием, в кухню ввалились пьянющие девки, дико хохоча и громыхая каблуками. Дэя зло рыкнула, чуть отстранилась.
Как оказался в ванной, я не вспомнил бы, наверно, даже под угрозой смерти. Проблевался, умылся, почистился. Выходить стрёмно было. Вот и сидел целую вечность на мохнатой крышке унитаза, ничегошеньки не соображая. Потом снова умылся и на ватных ногах вышел. Меня обматерила упившаяся в хлам парочка, типа какого чёрта можно там делать столько времени. Видать, им не терпелось потрахаться, потому что девка была готова: трусы она держала в руке.
Я двинул на поиски Дэи, чтоб узнать, как отсюда уехать. Но из кухни она уже свалила. Возвращаться в толпу было бессмысленно. А пьяненькие ребятки на расспросы не реагировали, внятно не отвечали, только на хер посылали или утягивали танцевать. Они, кажись, вообще понятия не имели, чего от них хотят, да и посрать им было на чужие проблемы. Они веселились. А в моей башке ярким метеором промелькнул чёртов яблочный фестиваль.
В дверях кухни со мной столкнулась девка с потёкшей косметикой. После неё жутко воняло палёной синтетикой. Но следов поджога не было – я всё тщательно проверил. Потом бесцеремонно обшарил шкафы и ящики. В холодильнике, забитом алкоголем, нашёл соус. Грёбаный овощной соус, аж три бутылки. Подумав, спёр одну и двинул на выход.
На крыльце курил высокий тщедушный парень, по виду вроде трезвый. Я подвалил к нему, поставил соус на широкие перила и с дружелюбным оскалом протянул руку.
– Люций.
Он пожал мою руку, выпустил дым и, кивнув на бутылку, назвался:
– Аир.
– Бля-ядь.
– Ладно, забирай, – позволил он. – По скидке был: три бутылки по цене одной. Оказалось дерьмо. Тебе нравится, что ли?
– Папаше нравится.
– Дерьмовый вкус у твоего папаши.
Он довольно усмехнулся, прикончил сигарету тремя короткими затяжками и выпустил кольцо дыма.
– Слышь, Аир, а как отсюда уехать?
– На такси.
– У меня нет на такси. Пешком далеко?
