Искушение было слишком велико для неопытного, усталого, вторую ночь подряд получающего смертельные ранения упыря. Он нервно обхватил стакан пальцами и влил в себя горячую живительную влагу.
– Довольно, – прохрипел он. – Правда, этого хватит. А где Торкес? – вспомнил он.
– Слева от тебя, в углу. Сегодня в этом доме погиб только он.
– Я… убил?
– Натурально, – подтвердил Хмурий Несмеянович. – Опередил меня. Из всей честной компании именно его я собирался отправить на тот свет без разговоров.
– А почему остальные…
– Да что я, зверь какой, в конце концов? – Тучко выпрямился и отвернулся, но, помедлив, все же ответил: – Они все мерзавцы и ублюдки, почти как я, только все-таки немного похуже меня. Каждый из них заслуживает смерти. Но они – мои солдаты. Моя бригада. Понимаешь?
– Нет, – вздохнул Персефоний и закашлялся.
– Ну и слава богу, незачем тебе, – кивнул Хмурий Несмеянович. – Нам придется уходить отсюда, – сменил он тему, – так что на долгий отдых не рассчитывай. Сейчас я соберу вещи и двинем, а то Гемье и Васисдас остальных приведут. Гном и эльф, – пояснил он.
Персефония больше заинтересовало иное.
– Остальных? – сипло переспросил он, потирая саднящее горло. – Сколько их у тебя в бригаде?
– Гораздо меньше, чем было когда-то, – хмуро ответил Тучко и, вернувшись в комнату, стукнул крышкой сундука и зашуршал тряпьем.
– А Жмур? – спросил Персефоний. – Тоже из бригады?
– Тоже. Да лежи ты спокойно, отдыхай, пока можно! – прикрикнул Тучко.
Персефоний и так уже чувствовал, что пора замолчать. Не из-за горла, хотя и из-за него тоже. Но было в интонации Хмурия Несмеяновича что-то особенное, и он должен был узнать, что именно.
– С этим Жмурием связано что-то еще, верно? Он не просто соратник?
Хмурий Несмеянович не спешил с ответом, и Персефоний уже решил, что ничего не услышит, как из комнаты донеслось приглушенное:
– Он мой брат.
Боль отпустила, но Персефоний был еще слишком слаб и не представлял, как перенесет путешествие, оставалось только уповать на то, что у Тучко есть еще одно убежище в этом же предместье. Отрицательный ответ Хмурия Несмеяновича расстроил его, однако тот заявил:
– Но мы его постараемся найти!
Искали на удивление недолго и целенаправленно. Новым приютом оказался постоялый двор, называвшийся «Трубочное зелье», до которого Персефоний доковылял, опираясь на плечо Тучко. Оставив упыря и мешок с вещами в тени под забором неподалеку от ворот, открытых, несмотря на ночное время, Хмурий Несмеянович сунул ему в руку свой боевой посох и сказал:
– Обожди-ка здесь.
Он решительно направился внутрь. Отсутствовал не более четверти часа, после чего приблизился быстрым шагом и поторопил клюющего носом Персефония:
– Шагом марш, да поживее. Держись в тени.
Он повел упыря не к двери, а мимо конюшни – к окну в боковой стене. Окно было открыто, за ним обнаружилась запертая изнутри комната.
– Залезай.
Персефоний послушался. Тучко отправил вслед за ним свой мешок и проворно запрыгнул сам. Плотно закрыл ставни и шепнул – большинство людей, очутившись в темноте, начинают говорить шепотом:
– На столе лампа, зажги, а то я ни пса не вижу.
Желтый огонек высветил бедное убранство покоя: стол, две шаткие лавки, койку с тощим тюфяком и обшарпанный сундук. Пол был грязным, в воздухе стоял кислый запах.
Койку занял Тучко, растянулся на ней, не раздеваясь, и закурил. Вид у него был вполне беззаботный, будто не он совсем недавно чудом выжил в свирепой схватке с бывшими сослуживцами. Военная привычка, решил Персефоний, умение расслабляться и мобилизовываться по желанию. Сам он, несмотря на слабость, отнюдь не чувствовал готовности расслабиться.
