Бросалось в глаза обилие иностранцев. Их и вообще-то много объявилось в Лионеберге, но такого сосредоточения их Персефоний прежде не видывал. Вперемежку с накручинскими людьми и лешими сидели забугорские гномы, красноносые карлики из Пивляндии, подле стойки вились два ромалынских сильфида, а у окна восседал гулляндский лепрекон в окружении пестрой свиты фэйри различного происхождения. Был также водяной – определенно свой, накручинский, но в костюме заморского денди.
Пиво оказалось дешевым (причем заслуженно), не то, что в городе, и Персефоний взял себе еще одну кружку. Он понимал, что следовало бы поторопиться, однако что-то подсказывало ему, что Хмурий Несмеянович может объявиться с минуты на минуту.
Контингент общего зала между тем менялся. Разошлись люди, эльфы и гномы. Громко требуя ванну, уполз в свою комнату посеревший от обилия трубочного зелья водяной. Прочно обосновались за столами призраки, упыри и пара зомби в ошейниках – тоже из свиты удалившегося на покой лепрекона. Из людей остался только некий господин, закутанный в пропыленный плащ, который сидел в углу, за влюбленными призраками, и дымил длинной трубкой.
Наконец появились и местные: сугубо мужская компания домовых, уже подвыпивших и отчего-то злых. Персефоний удивился: обычно домовые с закатом принимаются за работу и только под утро выходят из домов, чтобы отдохнуть с друзьями. При этом они нередко берут с собой своих кикимор, которым заказывают отдельный столик, чтобы могли всласть нашушукаться.
Посреди зала материализовался призрак гусляра и заиграл на косо падавших через окошко лунных лучах. Играл он превосходно – сразу чувствовалась старая школа, века тринадцатого.
Появилось готовое подменить людей семейство домовых. К хозяину подошел овинник с докладом о пропаже седла одного из постояльцев: мол, не моя вина, уже в таком виде конюшню застал. Хозяин раскричался на него и замахал рукой, но неловко задел за стойку, побелел от боли и схватился за перевязанную кисть.
– Охти ж как вас угораздило-то, Просак Порухович? – сочувственно покачал головой овинник.
– Тебе что за дело? – как-то очень уж грубо откликнулся хозяин. – Что выгадываешь?
– Почему сразу выгадываю? – подивился тот. – Просто спросил. Хотя, коли на то пошло, странно, конечно…
– Что тебе странно?
– Вы когда в последний раз дрова-то кололи? Уж всяко не прошлой ночью – прошлой ночью я это делал. И вот с какого-такого вас понесло?
– Понесло – значит, надо было! Что ты мне тут допрос устраиваешь? Иди работай!
– Работа не волколак, не дашься – так и не сгрызет, – отделался овинник страшно неполиткорректной поговоркой.
Лицо хозяина опасно налилось кровью, однако тут к овиннику подкатил глава семейства домовых, солидный, но подвижный, как колобок, подхватил под локоток и потащил к выходу, приговаривая:
– Пруша, дружок, давно хотел тебя попросить…
– Эй, Кругляш, мы уже тут и где наша горилка? – окликнули его пьяные домовые.
– Сию минуту, паны-сударики, «К стенке Разина» не пропоете, как будет! – весело ответил тот, уволакивая овинника.
– Сперва покажите, что у вас деньги есть, тогда и будет вам горилка! – строго заметил Просак Порухович.
– Деньги? – взвился один из домовых; он был худой и бледный, и в глазах его плескалась обида. – А пускай тебе те, кто наши дома скупает, деньги покажут!
Предводитель компании опустил ему руку на плечо и заставил сесть на место.
