– Это тебя злит?
– Меня злите вы, милостивый государь, и весьма успешно! – закричал Персефоний, надвигаясь на него. – Не смейте делать вид, будто ничего не понимаете! Я ради вас убил. Опустошил человека, чтобы залечить свои раны. Я теперь – преступник. Кошмары, говорите? Они еще будут – потом. Когда жизнь в изгнании, если мне суждена хотя бы она, сведет меня с ума. И все это – за несколько капель крови.
Тучко, нахмурившись, отложил еду.
– Тяжелый случай, – вздохнул он. – Вообще-то я полагал, что нанимаю тебя, малыш, за плату чуть большую, чем несколько капель крови, но теперь это, пожалуй, не имеет значения…
– Не имеет! – не дослушав, заявил Персефоний. – Вы покинули кабак живым и нашли себе убежище, я получил то, что хотел, – кровь. Думаю, мы в расчете.
– Угу, – кивнул Тучко, что-то обдумывая. – Пожалуй, так даже лучше. Знаешь, а ведь там, в кабаке, я крепко ошибся в тебе – никогда еще ни в ком так не ошибался. Но это и хорошо. Вот что, малыш. Ты совершенно прав, мы в расчете… почти. Ведь ты не станешь отрицать, что, оказывая мне услугу, получил плату большую, чем ожидал? Так вот, взамен я прошу тебя: этой же ночью отыщи и приведи или просто направь сюда самого матерого упыря, какой попадется.
– Ради новых преступлений?
– Ради моего спасения, малыш. Но ты об этом не думай. Ты мне должен услугу, я ее назвал. Это честный уговор – иди и выполни его.
– Я сделаю это, – решил Персефоний и направился к двери. – Надеюсь, больше мы не увидимся, милостивый государь.
Глава 3
Воспоминания в табачном дыму
Он ушел, и Хмурий Несмеянович опять взялся за еду, но аппетита уже не было. Отодвинув сверток, он снял куртку, подложил под голову и растянулся на сундуке, глядя в занавеси паутины, свисавшей с потолка.
Паутина была сухая и колыхалась от малейшего дуновения. Хмурий Несмеянович криво усмехнулся, подумав, что это очень похоже на его жизнь: любое движение воздуха – и он уже срывается с места, мечется… но, куда бы ни забросила судьба, в сущности, остается на прежнем месте.
Он свернул самокрутку и закурил ее, всматриваясь в завитки дыма, причудливо извивающиеся в теплом воздухе светлой июньской ночи.
Да, давно он так не ошибался, как в этом упыре…
Хмурий Несмеянович полагал, что по-настоящему ошибся только один раз в жизни – но уж зато так ошибся, что на всю жизнь хватило, и выхода не предвидится. Но если уж быть до конца честным с собой, в тот раз он ошибся добровольно и с большой охотой. При других обстоятельствах он бы до сих пор не называл тот выбор ошибкой. Однако обстоятельства сложились именно так, как сложились. В день, когда объявили перемирие, он вернулся домой и нашел у своей жены человека, из-за которого…
Хмурий Несмеянович заставил себя выбросить воспоминания из головы, однако лицо имперского солдата все стояло перед внутренним взором. Молодой, смертельно бледный, с такими ясными глазами… Кстати, этот упырек на него похож – наверное, таким же был при жизни. Может, родственник? Да нет, вряд ли. Тот – типичный увалень из имперской глубинки, а в этом что-то восточное есть. Что общего между ними – так это прямой взгляд и упрямство в каждом слове, даже когда речь идет о жизни и смерти… Точнее – конкретно о смерти.
Как упырек пил кровь там, в кабаке! Лучший актер его императорского высочества Малого Староградского театра не отыграет сцену испития яда с таким искренним пафосом возвышенного гнева. Этого бы упырька, с его лицом, года два назад – да на Третье или Четвертое вече…
