Там день за днём, иных рождает жизнь.
Успеешь оглянуться… Каплям в кране,
Тем веры больше. Кровь в открытой ране…
Успеешь привязаться, так вяжись!
Но помни, всё, что будет, есть и было,
Весной исчезнет. Водами размыло,
Слезами, льдом… Какая, право, скука, -
Не радость в жизни видеть, но науку.
Пробило солнечным лучом подушку неба
и не причём, подняв плечо: "Не знаю! Не был!
Я уходило!" – полчаса и жизнь напрасна.
Налёт рассвета на сосне. Смущён? Нет, краска.
Не навсегда, не перманент.
Задышит небо
и я уйду,
в один момент,
Туда, где небыль.
Обижен рифмой мысли ствол
на стол украдкой
падут листы с колен, даря
те буквы, с краткой.
Украдкой вытру ту слезу, она растает,
но где – вверху или внизу, никто не знает.
Без продолжения. Финал и пыльной тканью
От нас скрывают свет и зал, но веток сканью
Покрыта облака эмаль, мы знаем это.
И не со слов, а просто так, с того рассвета,
Где вздохам начался учёт, и сердца стукам,
Но не готовы мы ещё, ко всем разлукам.
А кто готов?! Открыть конверт… Глазами смерьте!
Повинен жизни человек, повинен смерти…
Уж на свободу выпущен уже.
Природе нужен, светом дня разбужен.
а острый край к обеду стает лужей
И ею станет, уже, мельче же
Ожоги сна, примятые подушкой,
Грибы, как ушки, из-под толстых одеял
И сыпь весёлую веснушек,
на юных лицах наваял
Художник-май. Ему не время?
Ещё апрель?! Да кто ж поверит,
коль скоро шмель, поправ приличья
К щекам небритым безразличен.
Прошла уныний череда.
Пора сказать и свету "да".
Лёд сахаром однажды растворился,
лениво тянется холодная вода
За всем, что подле, рядом, недалёко…
То – подоплёка жажды той, что вскоре,
всем овладеет, с зябким ветром споря,
который прячет свой холодный влажный нос
Там, где сумеет. В мох, что в камень врос
печной трубы. Но в то лишь верится. Беспечно -
не беспричинно! Так ли?.. Спор навечно.
Сугробы сгорбились и сделав шаг в сторонку,
Явили солнцу след, ведущий в горку.
Но что осталось? Только плесени фата, -
фатальность временна, как всё на свете. Так?
Закат румянил облако нарочно
И нарочный спешил до темноты,
А тучи – чёрным дымом, серой ночью
Стремились стать, как всё внизу. Кусты
И те старались месивом сказаться.
Себе признаться в том, что жить устал
Простительно. Но только в восемнадцать,
Пока весь мир открыт и жмёт, и мал.
А ты его распробовал досрочно?!
Он красный, как берёзы поздний сок.
За той непрочной строчкой непорочной,
Что сочной точкой бьётся нам в висок.
Дождя полусферы в прицел полумеры
Наивны, наверное. Но нам ли решать
Грязь, сляча>2,– всё верно. Удача вне веры.
Неверен, не первый других раздражать,
самим ошибаться, Мы будем, покуда,
сторонние меры нам странны и тесны,
коль смелость лежит под подолом подспудно,
Она угорает до скверны, наверно
Мы думаем мало и действуем чаще
Что чище той чащи, где тщатся надежды?
И если позволено чем утешаться
Поступком хорошим и мыслею верной
Мы дети страны. Той – весёлой и странной
Где дарственной даром владевший народ,
Ту манную кашу сменивший на манну
И что?! Не по вкусу, не лезет! И вот.
Со скуки зевая, опять прозеваем,
Не знаем, как лучше? Довольно блажить.
Мы помним, как было. А в реку, бывает,
Вступаем не дважды, мы любим кружить!
Когда поверим в собственную меру,
То будем жить. И точно. Не наверно.
Выбран день. Наугад или так – наудачу.
Озадачен вопросом, ответ однозначен
Лишь в расчёте на мудрость и жизни теченье
Погрущу и одна, мир, измаранный мщеньем
