Ее поведение сегодня вечером было едва ли не безумным. Дейв, коллега Бенджамина, частенько жаловался на свою собственную супругу – насколько она безрассудная, насколько истеричная… Бенджамин знал, что «истерика» – это то слово, которым мужчины издавна описывают женский гнев, чтобы представить его как женскую слабость.
Хотя, если честно, можно ли было как-то по-другому описать поведение Джеммы?
Он знал, что рыболовные истории отца частенько нагоняли на нее скуку – она сама говорила ему об этом. А чуть раньше тем же вечером, когда он зашел на кухню, папа как раз грузил ей что-то про рыбалку. Наверное, это раздражало Джемму сильней, чем она показывала. А потом, когда отец опять завел разговор на ту же тему, терпение у нее лопнуло.
Только вот как будто… лопнуло с концами.
И еще одна фраза, которую любил повторять Дейв: «Наверное, такое уж время месяца». Бенджамин никогда такого не говорил. Ну ладно, хорошо: все-таки сказал это Джемме всего один раз, через пару месяцев после того, как они начали встречаться. И вообще-то, это и вправду было то самое время месяца, так что формально он не ошибся. Но он усвоил урок и больше никогда такого не говорил, даже Дэйву. А теперь подумалось: может, и вправду дело во времени месяца? Может, когда у Джеммы месячные, она просто терпеть не может рыболовных историй?
Наверное, так оно и есть. Это вполне разумное объяснение.
Ну, вообще-то, она могла бы попытаться что-то сказать. Или просто сменить тему. А не закатывать подобную истерику.
Его взгляд метнулся к зеркалу заднего вида. Лукас с несчастной мордашкой горбился на заднем сиденье. Бенджамину захотелось успокоить его. Их сын ни в чем сегодня не был виноват.
– Ты как, в порядке, молодчик? – спросил он. Только вот совсем не тем тоном. Бенджамин хотел казаться веселым и непринужденным, но был слишком напряжен, и голос у него прозвучал грубо и сердито.
Лукас еще больше вжался в спинку сиденья.
– Угу, – робко отозвался он.
Бенджамин даже разозлился на самого себя. А из-за этого еще больше разозлился на Джемму. Ведь такой хороший был вечер…
Остаток пути он проехал в молчании – только мотор ревел и рычал за него.
Как только они вернулись домой, Бенджамин размашисто прошел внутрь, предоставив Джемме позаботиться о Лукасе. Пока она укладывала их сына в постель, он сидел в гостиной, кипя от злости. Его мама прислала ему сообщение, в котором выражала надежду, что всё в порядке. Это разозлило его еще больше. Он прислушивался к Джемме и Лукасу, пока жена укладывала сына спать. В кои-то веки можно было бы позволить парнишке и самому улечься в постель… К чему все эти церемонии? Пижама, чистка зубов, поцелуи на ночь… Что страшного случится, если Лукас как-нибудь вечером не почистит зубы? Конец света? Неужели целая армия микробов воспользуется случаем и проделает десятки дырок в коренных зубах их сына за один-единственный вечер?
Бенджамин понимал, что ведет себя нелепо, но это все равно раздражало его. В этот вечер Лукас казался особо плаксивым и просил поцеловать его еще раз, поскольку первый поцелуй не произвел нужного эффекта.
Джемма слишком уж с ним нянчилась.
Ладно, дело не в этом.
Бенджамину нравилось в Джемме все до последней мелочи. Нравилось, что она души не чает в их сыне. Нравилось, как загадочно работает ее мозг. Нравилась ее независимость, и ее потрясающее чувство юмора, и то, что она намного умнее его. Боже, до чего же ему нравилось, как она выглядит, каким-то образом умудряясь быть и изысканной, и сексуальной… Стоило ему в течение дня подумать о Джемме, как он ловил себя на том, что улыбается. Бенджамин не часто рассказывал своим друзьям про нее, потому что обнаружил, что в таких случаях они лишь закатывают глаза. Мужчинам полагалось жаловаться на своих жен, а не боготворить их – это было частью мужского кодекса. Но он ничего не мог с собой поделать – Джемма была девушкой его мечты.
