Я истерично дергаю ручки дверей, то одну, то другую, но они, конечно же, заблокированы. И тогда я начинаю колотить кулаком по стеклам.
— Ярослава, харэ нам тачку ломать, — лениво предупреждает Лекс.
— А мне плевать на вашу тачку! — выкрикиваю я и со всей силы пинаю дверцу. — Вам же на меня плевать! Вот и мне — тоже.
— Бля, вот девка бешеная, — то ли с осуждением, то ли с восторгом комментирует Грин, продолжая при этом активно жевать свой сэндвич. — Лекс, может, правда, выкинуть ее? Чтобы мозги нам не компостировала. Че мы без нее рыжего не достанем? Там бабла все равно хер да маленько.
— Сколько бы ни было, все наше, — ровно отвечает он. — И это уже дело принципа, ясно?
— Да ясно, ясно, — вздыхает Грин. — Нашли, бля, себе проблему на голову.
— Сколько Паша тебе должен? — быстро спрашиваю я, ухватив важный для себя кусочек фразы. Обращаюсь я почему-то к Лексу, может, потому, что из них двоих главный явно он. — Вы сказали немного. Сколько?
— Тебе какая разница, девочка?
— Скажи!
Я лихорадочно думаю о том, что если там тысяч двадцать-тридцать, то я могу их отдать прямо сейчас. Десять есть на карточке, мне папа недавно перевел, чтобы я себе осенние ботинки купила и куртку новую, еще сережки на мне золотые, телефон новый — все это можно в ломбард сдать, прямо вместе с этими бандитами туда заехать. Я отдам им эти деньги без всяких разговоров, только чтобы отпустили.
— Ну окей, — Лекс делает глоток из бутылки, запрокидывая голову, и я зачем-то слежу за тем, как напрягается его сильная шея.
Он пьет спокойно, никуда не торопясь, потом вытирает рот тыльной стороной ладони и только тогда переводит взгляд на меня. В этих светлых холодных глазах прячется что-то страшное, что-то такое, от чего у меня руки покрываются мурашками, хотя в машине совсем не холодно.
— Пол-ляма, — буднично говорит Лекс. — Помогло тебе это чем-то, Ярослава?
— Сколько?! — я уверена, что ослышалась.
— Половина миллиона, пятьсот штук, пять раз по сто… Так понятнее?
Нет, я не понимаю. Это точно какой-то фильм, потому что в жизни так не бывает!
Каким образом Паша — обычный Паша! — мог задолжать им такую крупную сумму?! Они его обманули. Другого варианта я просто не могу себе представить.
Меня вдруг накрывает волной бешеной злости на этих наглых беспринципных козлов, которые ради денег готовы пойти на все. И даже сломать жизнь человеку.
— Сволочи, — с ненавистью говорю я. — Какие же вы сволочи! Откуда он возьмет столько денег? Это же космическая сумма! У него отец на заводе работает, а мама — медсестра в больнице. Почему он вообще должен вам эти деньги? Что вы ему подсунули? На иглу подсадили? Азартные игры? Помогли проиграть, а потом на счетчик поставили? Так? Как это у вас происходит?
Лекс и Грин удивленно переглядываются. А потом Грин вдруг начинает самозабвенно ржать, а на мрачном лице Лекса появляется кривая ухмылка.
— Твою ж налево, — хохочет Грин. — На счетчик! Бля… Я ебу!
— Вам смешно? — угрюмо спрашиваю я. — Требовать у обычного человека полмиллиона — смешно? Сволочи вы. Просто сволочи.
Лекс вдруг резко мрачнеет, а Грин моментом перестает смеяться.
— Мы сволочи? — обманчиво ласково интересуется Лекс. — Только потому что хотим обратно свои, — он выделяет это голосом, — деньги? А твой ебарь на голубом глазу взял у нас пол-ляма, которые ни разу не его, но он типа хороший, да? Я сегодня заказчикам эти деньги выложил из своего, сука, кармана, потому что я не могу их подставить. А рыжий меня — подставил. И тебя — подставил, девочка.
