— Нет! — выкрикиваю я, потому что не могу в это верить. Не хочу в это верить.
— Ну как это нет, когда да, — нехорошо усмехается Грин. — Он же Лексу тебя вместо бабла отдал по факту. Сечешь?
Осознание подступает медленно, а вместе с ним приходит жуткий первобытный страх. В горле образуется ком, который мешает нормально дышать, а все тело потряхивает, будто от озноба.
— Я теперь могу с тобой сделать все, что хочу, — задумчиво тянет Лекс, глядя на меня. — Пока он там пользует мои пол-ляма, я могу пользовать тебя. Вернет мне деньги, я верну тебя. Все ведь честно, Ярослава? Как считаешь?
Ком в горле прорывается, меня накрывает ужасом, и я впервые с того момента, как оказалась в этой машине, начинаю отчаянно рыдать.
— Да тихо ты, девочка. Не буду я тебя трогать, успокойся.
Но поздно. Я вся трясусь и реву, заливаясь слезами, и все глубже и глубже проваливаюсь в истерику. Воздуха не хватает, я задыхаюсь, и тут внезапно мою руку сжимает крепкая горячая ладонь.
— Тихо. Дыши. Давай вместе со мной. Вдох — выдох, вдох — выдох, вдох — выдох.
И я почему-то слушаюсь этих простых и понятных команд. Дышу, подчиняясь голосу, и воздух проходит в легкие. А потом около моих губ оказывается твердый пластмассовый край. Что это?
— Это вода. Не холодная. Пей.
Точно. Это горлышко бутылки. И я пью, пью, с каждым глотком горло расслабляется, и я тоже расслабляюсь.
— Вот так, давай, успокаивайся. Кто ж знал, что ты такая нежная.
Это голос Лекса, вдруг понимаю я. И рука, которая все еще крепко сжимает мою ладонь, тоже получается… его?
3. Глава 3. Честный договор
Когда до меня доходит, что за руку меня держит Лекс, который своими угрозами и вызвал у меня истерику, я пытаюсь выдернуть свою ладонь, но он не дает. Крепко сжимает руку и смотрит на меня пристально, прищурив холодные светлые глаза. А потом вдруг медленно проводит кончиками пальцев по моей щеке, стирая слезы. Это касание так ошарашивает меня, что я вздрагиваю всем телом. Хотелось бы сказать, что от страха, но это чувство сложнее, чем страх. В нем и волнение, и неловкость, и благодарность, и стыд, и интерес…Но и страх, да. Слишком сложный набор эмоций вызывает у меня этот бандит. Или все же не бандит?
Господи, я уже ничего не понимаю.
— Не дергайся, Ярослава, сказал же, что не трону, — губы Лекса кривятся в усмешке, и он неторопливо разжимает пальцы, выпуская из плена мою ладонь. — Пока сама не захочешь.
Кончики его пальцев успевают последним движением скользнуть по моей коже, и это касание вдруг ощущается обжигающим. И… приятным?
Я вспыхиваю и закусываю губы, а Лекс небрежно добавляет:
— Я не насилую, это не по моим понятиям. Мне и так охотно дают.
— Подтверждаю, — влезает Грин. — Бабам Лекс как медом намазанный. Они только что хороводы вокруг него не водят.
— Кто бы говорил, — бросает Лекс. — Это ты гандоны в промышленных масштабах закупаешь. Казанова хренов.
— Зависть, между прочим, плохое чувство, — наставительно говорит Грин, ухмыляясь как щенок, а Лекс, дотягиваясь, шутливо тычет его кулаком в плечо.
И я вдруг, несмотря на весь свой страх, тихонько смеюсь. Возможно, от нервов, а возможно, от того, что они оба в этот момент выглядят скорее мальчишками, подкалывающими друг друга, чем грозными бандитами.
Честно говоря, я ничуть не сомневаюсь в том, что и Лекс, и Грин пользуются большим успехом у девушек. Смуглый черноволосый Грин, наверное, даже симпатичнее Лекса: у него правильные черты лица и красивые темно-серые глаза с длинными ресницами, но почему-то, когда рядом Лекс, у меня получается смотреть только на него. От него исходит такая энергия, такая сила и власть, что это пугает и притягивает одновременно. Как природная стихия.
