– Ты знаешь, что сама концепция ресторанов в темноте — это социальный проект? Чтобы обычные люди, без каких-либо особенностей, могли почувствовать на себе, какова жизнь тех, кто лишен зрения. Скажи, интересно?
Кир снова говорит быстро, немного сбивчиво. Заметила, как только он сбрасывает с себя маску обходительного мажора и становится обычным парнем, то начинает быстро изъясняться. Будто время его ограничено, он рискует не успеть.
А мне, черт возьми, нравится этот обычный парень-торопыга.
– Есть же простые вещи, например, взять со стола вилку и нож, затем отрезать кусочек от приготовленного блюда, наколоть его на вилку и отправить рот. В темноте это превращается в самый настоящий квест. Для нас это любопытно, интересно. В каком-то смысле загадочно. А кто-то живет так с рождения.
– С детства я очень сильно боюсь темноты, – не знаю, что меня подтолкнуло к тому, чтобы сознаться, может, та же темнота, но мне захотелось ему это сказать.
– Все мы чего-то боимся.
Желаю сесть ближе к нему. Его запах до сих пор окружает меня, голос близко, накрывает с головой. А мне все мало.
Хочется больше его голоса, запаха. Чтобы снова взял мою ладонь, и я почувствовала ее тепло, чтобы улыбнулся мне хитро.
Темнота плохо на меня действует. Я чувствую то, что не должна. И не буду!
– Мы еще долго? – меняю тональность. Знаю, Кира это сбивает. Я своим поведением его сбиваю.
И понравившийся мне парень-торопыга скрылся.
– Уф, Зоя, своему любовнику ты тоже задаешь такой вопрос?
Зрение все-таки важно. Я как ненормальная хочу посмотреть на него. Увидеть его глаза, взгляд. Он стал темным? Покрылся корочкой льда? Там есть блики бешенства и раздражения?
Но чувствую едва уловимый запах легкой обиды и досады.
Я знаю, что прохожусь острой бритвой по его нервам. Возможно, и чувствам.
– Я хочу уйти, Кирилл, – говорю строго. Внутри все бьется в истерике. Отчетливо теперь осознаю, что больше темноты я боюсь втрескаться в этого человека.
Молчание. Я слышу его густое и глубокое дыхание.
– Понял.
Он каким-то образом зовет официантов, нам помогают выйти из темного зала в холл. Все это время я дышу через раз.
Глаза режет от яркого света, когда снимаю очки. Кир хмурится. Глаз не оторвать. Красивый.
И резко отвожу взгляд, не позволяю себе его разглядывать. Это уже лишнее.
До машины идем, не разговаривая. Неуютная тишина висит над нами.
– Ты правда так темноты испугалась? – спрашивает спустя время. Мы выехали на шоссе в сторону моего дома. Он знает мой адрес. И сейчас это уже не раздражает. Скорее, заставляет чувствовать себя еще более виноватой.
– Да, – вру. Кир решил, что это все она, темнота дурацкая.
– Прости. Надо было как-то тебя предупредить что ли. В следующий раз буду думать.
– Следующего раза не будет, Кирилл, – не хочу сейчас смотреть на него. С каждой проведенной минутой вместе он заползает внутрь как вирус. А болеть я не хочу. Не люблю это дело.
Леманн останавливает машину напротив подъезда. Да что ж такое, он и номер подъезда знает?!
– Хорошо. Твои предложения по второму свиданию, – разводит руки в стороны. Милый сейчас такой.
Я лишь отрицательно качаю головой.
– Упрямая коза, – ругается.
Хлопнуть бы дверью его машины и скрыться в подъезде. Но догонит ведь, номер квартиры знает. А на свою территорию я его не впущу.
– На балет приходи, – говорю между делом. Более чем уверена, сольется.
Кир морщится, словно букашку раздавил. Точно сольется. В груди растекается противная лекарственная горечь.
