Целители сказали, что у них было психологическое расстройство, передающееся по наследству. Всё нутро кричало мне, что у нас в роду такого не было, ну а вдруг с меня начнётся, и встреча с чем-то новым и неизведанным заставило сойти с ума, и я также скоро встречусь со смертью. Я задавалась вопросами: «Что, если я уже начала терять рассудок? Что, если Голос – это способ моего разума противостоять тому, что свалилось на меня за прожитые года?» Я мысленно попыталась шепотом поговорить с этим Голосом, но расплакалась от жалости к себе и стыда.
От дурных мыслей отвлекли настойчивые требования отца подать листья, оказывается он уже несколько минут не мог до меня докричаться. Я попыталась вытереть слёзы и заметила, как Гаден в упор смотрит на меня, стоя в трех метрах от места, где мы строим наш новый дом. Желудок свело судорогой. Щеки залил румянец то ли от стыда, то ли от пронзительного взгляда медовых глаз. Никак в толк не возьму, что ему надо?
– Говори честно, когда пришла в Купол? Не спала наверное, вон какие глаза опухшие и слипаются. На слова не реагируешь. В доме у Йолдера засиделась, да? – казалось отец даже не поднимал глаза за работой, как он успевает всё замечать, у него будто есть неведомая сила, позволяющая предугадывать и видеть любого насквозь. – Я не сержусь. Дескар сказал, что привёл тебя, и как ты была расстроена, – предатель, сразу представила этот разговор и недовольное лицо отца от новости о письме, но он молчал по поводу этой темы. Я бросила на него быстрый взгляд и заметила, как он тоже расстроен.
– Отец, Глава больше ничего тебе не говорил? – хотелось верить, что он разрешит и одобрит моё стремление находиться в доме старика.
– Доченька, ты уже взрослая и обязана понимать, что пора строить свою семью, родить ребёнка. У тебя должен быть муж, совместный дом, пойми, с возрастом нужно идти на компромиссы и быть полезной, как для себя так и для поселения. У тебя хорошо получается быть теплителем, помогать матери, но семья это главное. Ты – большая девочка, сделай наконец взрослый поступок, – для отца это было очень просто, а меня от такого ответа бросило в жар, но я не думала отступать.
– Во-первых, я спросила тебя не об этом. Во-вторых, если это взрослый поступок, то я не хочу взрослеть. Для кого буду полезной, для себя? Не смеши меня. Я буду полезной только мужу и поселению, живя во тьме и страхе, пока не сдохну от нападения или разрыва сердца, если не дай Род, кто-то отнимет моё дитя. Твоя польза – лишь слова. Ты правда считаешь, что все приносят пользу или просто заставляешь себя в это верить? – схватила кучу листьев и швырнула ему под ноги. – Отец, эти высказывания не имеют смысла, люди в поселении руководствуются многовековыми правилами, живут и умирают, не желая ничего менять. Поэтому мы – жалкие жертвы уничтожителей, – отец сжал молот обеими руками и со всей силы ударил по бревну, неуклюже лежащему на земле. С яростью и мощью, соответствующей его росту, начал крушить рядом наваленные доски и вообще всё, что попадалась под руку.
– Ну почему ты такая противная? Может это моя вина? Знаю я про письмо. Если для тебя это важно, можешь находиться в том доме сколько хочешь, удерживать не стану. Тебя и не удержишь. Точно, моя вина, – вытирая пот с лица, он так нежно и одобрительно посмотрел на меня, что я опять расплакалась. – Но, но, слезы ни к чему, иди сюда, – широкие, твёрдые, как железо руки захватили в объятия, отчего сразу стало так хорошо. – Мы тут сами справимся, иди поспи, вижу, что падаешь от усталости, – каждый раз когда кажется, что он меня убьет, на самом деле выходит всё наоборот, заканчиваясь моей победой.
