Забытый сад - страница 34

Так небрежно сказать, так легко отнести к прошлому годы чьей-то жизни, чью-то страсть – все равно что удар под дых. Кассандра сумела удержать улыбку.

– Усадьба, в которой стоит дом Нелл, когда-то принадлежала семье Мунтраше.

Фамилия ничего не говорила Кассандре, и она покачала головой. Бен поднял бровь:

– Их дочь Роза вышла замуж за Натаниэля Уокера.

Кассандра нахмурилась:

– Художник… Американец?

– Точно, в основном портреты, ну, сама понимаешь. Госпожа такая-то и шесть ее любимых пуделей. Если верить дочке, он даже написал портрет короля Эдуарда[9] в тысяча девятьсот десятом, перед самой кончиной монарха. По мне, так вершина карьеры, хотя Руби, похоже, не в восторге. Она сказала, что портреты не слишком удавались ему, были немного безжизненны.

– Я давно уже…

– Ей больше нравятся его эскизы. Руби всегда так, хлебом не корми, дай плыть против течения.

– Эскизы?

– Иллюстрации, журнальные картинки, черно-белые.

Кассандра внезапно задержала дыхание.

– Серия «Лис и лабиринт».

Бен поднял плечи и покачал головой.

– Ах, Бен, они были чудесны, чудесны, изумительно подробны.

Она так давно не вспоминала об истории искусств, что ее поразило нахлынувшее чувство. Странно, как нечто, когда-то занимавшее главное место в жизни – годы обучения, желанная карьера, – нечто, без чего она прежде не мыслила своего существования, полностью исчезло в настоящем.

– Натаниэль Уокер мельком упоминался в курсе об Обри Бёрдсли[10] и его современниках, который я слушала, – сказала Кассандра. – Его творчество считается спорным, насколько я помню, но совершенно забыла почему.

– Руби то же самое сказала; вы отлично поладите. Когда я упомянул этого художника, она разволновалась. Сказала, что несколько иллюстраций Уокера есть на новой выставке в Музее Виктории и Альберта. Очевидно, работы очень редкие.

– Он почти не рисовал эскизы. – Кассандра начала припоминать. – Наверное, был слишком занят портретами. Иллюстрации были, скорее, хобби. Но все равно те, что он создал, выполнены с большой любовью. – Она вскочила. – По-моему, у нас есть один из его рисунков в какой-то книге Нелл.

Кассандра взобралась на перевернутый ящик из-под молока и повела указательным пальцем вдоль верхней полки, остановившись, когда достигла бордового корешка с поблекшими золотыми буквами.

Она раскрыла книгу, не спускаясь с ящика, и осторожно пролистала цветные иллюстрации в начале.

– Вот. – Не сводя глаз со страницы, Кассандра шагнула вниз. – «Жалоба Лиса».

Бен подошел и встал рядом, поправил очки, чтобы свет не мешал.

– Замысловато. Не в моем вкусе, но, видимо, в твоем, и я вижу, что ты восхищаешься.

– «Жалоба» прекрасна и почему-то печальна.

Он наклонился ближе:

– Печальна?

– Полна уныния, тоски. Я не могу объяснить лучше. В морде лиса чувствуется какая-то утрата. – Она покачала головой. – Я не могу объяснить.

Бен сжал ей руку, пробормотал что-то насчет сэндвича в обед и вышел. Шаркая, он направился к своей лавке, точнее, к покупателю, который звенел подвесками уотерфордской люстры.

Кассандра продолжила изучать рисунок, гадая, откуда такая уверенность в скорби лиса. Конечно, дело в мастерстве художника, в способности через точное расположение тонких черных линий ясно выразить столь сложные чувства.

Кассандра сжала губы. Эскиз напомнил ей о дне, когда она, найдя книгу волшебных сказок, убивала время в подвале дома Нелл, пока наверху мать готовилась бросить ее. Оглядываясь назад, Кассандра видела, что ее любовь к искусству началась с той самой книги. Она перевернула обложку и попала в чудесные, пугающие, волшебные иллюстрации. Кассандра гадала, каково это – преодолеть жесткие границы слов и заговорить столь плавным языком.