– Только не бежать, – я обнаружила, что у моего спутника рост под два метра. Он казался меньше, когда сидел за столиком. – У тебя шаг, как четыре моих, а я жару плохо переношу.
– Понял, северянка, – притормозил он. – Слушай дальше.
Отец мой умер от инфаркта. Он давно уже жил в другой семье, до самого конца работал и умер легко, во сне: пожаловался, что на сердце тяжело, положил валидол под язык, уснул и не проснулся. Мать помогала его второй жене с поминками, она как будто из параллельной реальности вынырнула: разглядывала вновь пришедших, задавала странные вопросы, еще бы спросила, кого поминаем. Стыдно почему-то стало за нее.
Юрка тоже пришел, когда узнал, что я в городе. Посидел немного со всеми за траурным столом и пригласил меня к себе.
Они с Катей жили все в той же маленькой «двушке», мать ее угасла от рака несколько лет назад, и в ее комнате супруги организовали детскую комнату. Лиза вот-вот должна была в школу пойти, а сынок их совсем маленький еще был тогда. Мне понравилось у Юрки: из-за того, что мебели и вещей было немного, квартира казалась просторной и чистой, вся в зеленых растениях, дом дышал счастьем. Катя похорошела, несмотря на свою юношескую травму, расцвела, и глаза ее лучились теплом.
Юрка заматерел, выглядел солидно, возмужал:
– С историей в школе непонятно все. Древний мир, средние века – еще куда не шло, а новейшую как преподавать, если все с такой скоростью завертелось, что учебники переписывать не успевают?
Очевидно, что он был увлечен своим делом. Юрка вертел в тонких длинных пальцах очки и говорил-говорил-говорил…
– А мать его так и не объявилась? – спросила я. Мы шли по узенькому тротуару вдоль Мойки, приходилось протискиваться среди толп туристов, и Саша взял меня за руку, шагая чуть впереди, но продолжал рассказывать, говоря чуть громче.
– Я тогда не спросил, а Юрка не сказал ничего. Все о работе да про общих знакомых немного.
Про мать мне старик рассказал, когда мы во дворе дома Прокопчуков сидели.
– Ты одноклассник Юркин, значит? – переспросил он. – Большим человеком Юрий Валерьевич стал. В Москву с семьей уехал. Брат его старший давно там жил, переманил. Сначала сестру с мужем, потом и Юрку. Тот до последнего упирался, твердил, что мать одну оставлять нельзя. Хоть и не заслужила Наталя такого отношения к себе.
Старик хлопнул ладонью по лавочке:
– Нельзя так говорить, но поделом ей тот инсульт был! Слегла Юркина мать лет через пять после того, как мужа похоронила. Аська еще здесь жила, в этом доме, – старик постучал костяшками пальцев по бревенчатой стене. – А мать во флигеле с той стороны участка. Да ты помнишь, где он… Они ей там отопление сделали от электричества, душ, туалет – все удобства.
Лежала Наталя там одна-одинешенька. Понятное дело, молодым некогда. Аська с Катей вдвоем ухаживали за лежачей. Аська мыла мать, постель ей меняла, а Катя готовила и носила еду в баночках. Юркина дочка прибегала иногда пол вымыть и помочь тетке погладить простыни – пачкала их лежачая женщина много и часто.
– Сходим вместе к матери? – спросила как-то Катя у Юрки. Тот не видел мать с того момента, как женился.
Увидев младшего сына, Наталя протестующе замычала, замотала головой по подушке, Катя шагнула вперед, взяла женщину за руку и ласково произнесла:
– Это Юра, ваш сынок, он навестить вас пришел.
Мать всматривалась в лицо вошедшего и вдруг расплакалась. Слезы катились по щекам на седые волосы, Юрка увидел несвежую наволочку и почувствовал запах немытого тела – Кате с ее увечьем было тяжело таскать на себе больную, а Аська с гигиеной не сильно заморачивалась.
