Так вот, словарь метнул, да не попал. Обложка полетела в одну сторону, книжный блок – в другую. Кажется, даже буквы просыпались. Может быть, кого-то и впрямь можно убить словами, но не в этот раз.
Появились еще две крысы, размером значительно меньше. Осмотрелись, сложившаяся нервическая остановка им не понравилась, они снова нырнули в шахту.
Крысиная предводительница, поняв, что легко не будет, но надо отрабатывать номер, спрыгнула на пол, начала трусить по коммутатору с глумливой улыбкой. Рассвирепев, погнался за нею, пытаясь зацепить пряжкой ремня. Пряжка со страшной силой обрушивалась на линолеум. Мимо, мимо. Пошли на третий круг, как цирковые пони. Наконец, посмотрев мне прямо в глаза с насмешливой укоризной, крыса покинула поле боя.
Как позже выяснилась, она по шахте ушла не вниз, а вверх.
За пультом оперативного дежурного полковник Як-ко дремал, положив голову на руки. За спиной – телеграф. Чуть дальше – радиостанция, из-за закрытых дверей которой пробивался характерный «пик» через равные промежутки времени. Работало как метроном, убаюкивающий узел связи.
Почувствовав легкое движение, такое неопределенное дуновение ветерка, какое-то невнятное изменение пространства, полковник приоткрыл один глаз. И ему не поверил. Прямо перед ним сидела крыса-мутант. Размером с хорошо откормленного поросенка. Живо водила усиками туда-сюда, заинтересовано принюхивалась. Блестела хитрым глазом. Настырно излучала оптимизм – в пяти сантиметрах от его лица.
«Ааааа!» – истошно заорал полковник спросонья и панически отшатнулся. Отбросив от себя стул, стал рвать из кобуры «макаров», запутавшись в ремнях портупеи. Телеграфист влетел к оперативному, готовый душить американских диверсантов голыми руками.
Тут-то у наших очень кстати образовался численный перевес.
За секунду до величественного ухода крысы со сцены прозвучала легендарная фраза, позже передававшаяся из уст в уста.
«Подержите ее, – жалобно простонал полковник, все еще пытаясь непослушной рукой открыть кобуру, решаясь на поступок, – Я сейчас ее пристрелю!!!»
Служил в армии. Цементные заводы неподалеку. Объединение «Большевик» и еще три других. Ветер дует с заводов вдоль реки – цемент скрипит на зубах. Из труб выходит плотный белый дым, а снег почему-то черный. Километров на двадцать от города тянулся шлейф. Асбестовый завод довольно уверенно довершал экологическую катастрофу. Сходит снег – пыль перемешивается с глиной.
Картину дополняли химбат и химический полигон с заводом и секретными НИИ неподалеку. Ездили к ним, тянули связь. Приехали как-то в июне, а там вся листва в лесу облетела. Сама по себе, пожимали плечами химики и отводили глаза в сторону.
В любой части обязательно был клуб. Был клуб и у нас. Готовились к концерту. Клуб я как-то называл «клубом старых большевиков». Дует ветер с заводов – все кашляют. Как каторжане. Во время кино, когда возникает напряженная тишина, в зале чахоточные особенно заметны.
Вызвал как-то раз замполит. «Ты что за ерунду такую нес на днях?» – «Какую ерунду?» – «Про старых большевиков».
Кто-то настучал. Плохо дело. Замполита нужно было забалтывать – как угодно. Важно, не останавливаясь, нести любую околесицу. Он был из «пиджаков» – инженер с шарико-подшипникового завода, спокойно дотягивал второй год офицерства, не любил выслуживаться. Ему было важно получить любое устраивающее его объяснение. Он был гибок – в отношении доказательной базы.
