К своим 19 годам я успела сменить немало работ и подработок, я писала и редактировала, разносила документацию, продавала мороженое в парке... А вот официанткой как-то ещё не приходилось. Странно? Наверное, дело в бабушке, точнее в ее отношении к подобным заведениям и людям, которые там работают. Она не была ханжой, многое мне позволяла, но в такие места меня никогда не пускала. Понятно, что я была маленькой тогда, но будь даже взрослее, вряд ли бы одобрила мой поход туда. И уж тем более была бы против моего решения там работать.
Мне лет 10, мы идем с кладбища, каждый год в этот день я приношу цветы на могилы родителей. Я почти их не помню, иногда мне снится высокая красивая женщина с длинными волосами и очень доброй улыбкой. Я знаю, что это моя мама, их с отцом фотография стоит на тумбочке рядом с диваном. Однако воспоминания такие расплывчатые… Вот мы на детской площадке, здесь много детей… Мама, рядом какая-то красивая тетя, я бегаю с какими-то детьми… Мы смеемся…
Отца не помню совсем. На фотографии с мамой стоит невысокий лысеющий мужчина в очках и с уже заметным пивным животиком. Он немного ниже мамы, но дело не в росте или лысине, просто я не могу поверить, что у этих людей есть что-то общее, что у них семья, ребёнок...
Я не сразу поняла, что меня так смущает в этой фотографии. Лишь когда у меня появился первый в моей жизни друг, и, сидя у него дома, мы рассматривали свадебный альбом его родителей, я, наконец, осознала, в чем дело. Я не видела радости на этой фотографии. Мама улыбается, но улыбка какая-то вымученная, ненастоящая что ли. Стоит прямо, как будто одна, сама по себе. А папа... Папа держит ее за руку и улыбаясь смотрит на неё. Робко как-то смотрит, снизу вверх. Бабушка говорила, что это единственное фото, которое осталось от родителей, остальные потерялись при наших переездах. Я храню эту фотографию всю жизнь, больше у меня нет ничего от них. Нет, вру. Конечно, есть. Я есть. Я – папина копия: те же темно-русые волосы, высокий лоб и широкие скулы. Только глаза мамины, светло-зеленые и форма точно такая же. Поэтому всем, кто видел фотографию моих родителей, кажется, что я больше похожа на нее, но это не так.
Та же карточка и на могиле, их похоронили рядом... Каждый год мы приходим сюда, могилы всегда ухожены, если так можно сказать. Я знаю, бабушка дает деньги сторожу, он присматривает... У нас никогда не было много денег, но она платила, а сама никогда не прибиралась там и меня не пускала. Я хотела спросить почему, но в детстве побаивалась, а потом уже не успела. Мы просто сидим молча на скамейке, она никогда не разговаривает с ними, как это делают многие на кладбище. Просто смотрит в одну точку, потом кивает мне, и мы идем на автобусную остановку, чтобы уехать в свой город, где сейчас живем. Каждый год одно и то же, выверено до последнего жеста... И только сейчас все было по-другому.
Мы проходим мимо какого-то здания, вокруг него много людей. В прошлом году тут была кафешка, а сейчас… сейчас – бар-ресторан «Магнолия». Мне мало лет, я никогда не была в таких местах. Но даже я понимала, что на ресторан это заведение не тянет. У входа стояли, пошатываясь, какие-то мужчины: они громко смеялись, обнимали женщин. Рядом на летней веранде сновали официанты.
Бабушка презрительно сощурилась: «Варя, пойдем быстрее, нечего нам тут смотреть».
Мы ускорили шаги. Вдруг за спинами раздался звук шагов – кто-то догонял нас. Я помимо воли обернулась. Передо мной стоял высокий мужчина в помятом пиджаке, рубашка явно несвежая, от него пахло табаком и алкоголем. Он посмотрел на меня, усмехнулся и перевел глаза на бабушку.
