Нет, он вроде не подгоняет, но протяжные вздохи и топтание с ноги на ногу за спиной заставляют дергаться. Да и фразы: «Что, еще и в церковь пойдешь?» или «Короче, Нюсь, я в машине подожду, надо срочный вопрос порешать, а ты тут сама давай. Ладушки?» – мало поддерживают. Зато серьезно давят спешкой.
Уж лучше я сама. Пусть долго, пусть плаксиво… зато так, как хочет душа.
Я не обижаюсь на супруга. Для него это – чужие люди. К тому же своих близких он не терял. Его родители, слава богу, живы и здоровы. А мне вот надо. Тишины, покоя и его отсутствия.
Да, не выходит у нас с Кобалем исполнять те клятвы, в которых влюбленные друг другу обещают быть вместе и в горе, и в радости…, впрочем, мы их с Семеном и не произносили. Я посчитала, что это лишком наиграно. Как оказалось, была права. Горевать в его компании меня не тянет.
Сколько провожу времени у могил, не засекаю. Успеваю протереть памятник мамы, выкинуть старые испорченные за зиму и сырую весну венки, положит цветы и конфеты, захваченные из дома, посидеть на лавочке и насладиться тишиной и хорошей погодой.
Уже на выходе случайно цепляю краем уха разговор двух женщин. Они обсуждают установку памятника у родственников одной из них, качество работ, которое очень порадовало, реальные цены, исполнительность, своевременность и прочие мелочи.
– Простите, а вы не могли бы подсказать и мне координаты фирмы, – обращаюсь к незнакомкам.
Обычно так никогда не делаю, а тут просто поддаюсь порыву. Хотя роль еще играет и то, что я плохо понимаю всю специфику и последовательность действий, когда и что в какие сроки нужно делать на кладбище, да и спросить особо некого, а тут обсуждения идут прямо под носом и очень подробно.
Женщины оказываются словоохотливыми. Мало того, что диктуют телефон и называют адрес конторы, так еще и дают советы: от чего лучше отказаться, когда приедет специалист, а к чему присмотреться.
Слушаю, киваю и сама не замечаю, как вместо выхода направляюсь вглубь кладбища. Это меня тянут эти женщины, чтобы показать наглядно, что должно получиться в итоге.
Спустя еще минут сорок сердечно благодарю Аллу Михайловну, именно она уверенно берет в свои руки мое просвещение, и ее подругу, и прощаюсь с новыми знакомыми. Экскурсия, пусть и специфическая, оказывается очень полезной. Вдохновленная тем, что теперь знаю, как нужно поступить, не гляжу по сторонам. И когда слышу свое имя, реагирую не сразу.
– Аня, – повторное произнесение заставляет повернуть голову влево.
Причем дергаюсь не от того, что зовут по имени, а потому что голос кажется знакомым. Тем самым, что пробирает до дрожи своим журчанием.
– Денис? – притормаживаю и хмурюсь. – А ты тут…
Не договариваю. Бросаю взгляд за спину Горина, и вижу его фамилию на двух крестах, что стоят совсем близко друг к другу. Один темно-коричневый для мужчины и светлый, откуда улыбается миловидная блондинка с ямочками на щеках.
– Это мои родители, – Денис не делает попытки подойти, так и стоит, спрятав руки в карманы брюк. – Разбились на машине год назад.
– Я… мне очень жаль… я не знала… – произношу тихо и вновь фокусируюсь на светлом кресте, где написано женское имя.
Такое же, как у меня.
– А мои там лежат, – махаю рукой в сторону, противоположную от храма.
Не знаю, почему говорю именно это, но вдруг понимаю, что Денису нужна поддержка. Та, которую может дать человек, который понимает всю глубину боли.
