Всё, как прежде и это радует Михаила, который делает глубокий вдох:
– Здравствуй, лето!
3
Пока ещё на дачах никого, кроме технического персонала и кухни нет, и у Михаила – свободное время. Он решает быстро сбегать к землянке и на Рыбачий остров – землянку надо осмотреть, а на острове узнать о судьбе деда – жив ли?
К землянке подходит, осторожно осматриваясь. В лесу, как и на дачах, нет пока ещё никаких тропинок, Зелёная дорога тоже сильно заросла травой, а придорожные кусты местами вылезли на дорогу.
В лесу непривычно тихо, дач совсем не слышно, репродукторы пионерских лагерей ещё молчат.
Без труда найдя землянку и ещё раз оглядевшись, Михаил быстро юркнул в неё и включил электрический фонарик.
Всё, как и раньше, только паутины много, да пыль осела на столик, да вот балки потолка сильно прогнулись, и в одном месте насыпался небольшой холмик земли, что ссыпалась все эти пять лет с потолка.
Михаил внимательно осмотрел балки потолка: центральная опорная сгнила и явно требовала замены. Затем шмыгнул под пыльные нары и долго, освещая фонариком каждый угол, рассматривал заднюю стенку под нарами – всё без изменения: так, местами небольшие трещинки да зеленоватый налёт.
Похоже, земляку не навещали, и все эти пять лет она вот так и простояла закрытой, из-за этого в ней дышать очень нелегко, хотя и дверца оставлена открытой, и окошечко Михаил предусмотрительно приоткрыл сразу, как только оказался в ней.
Ладно, здесь всё ясно, можно закрывать и идти на Рыбачий…
Полуостров своими переменами удивил Михаила, но не обрадовал. Здесь изменилось всё, кроме затона слева от Рыбачего. Вернее, Рыбачего-то и не было. Вместо него стояла турбаза, огороженная сетчатым металлическим забором с покосившейся, чуть приоткрытой калиткой и малозаметной тропинкой, что вела от калитки в лес.
Вдоль забора сильно разрослась малина и спускалась с этого пригорка в большой лог справа от Рыбачего. На турбазе ни души. Только там, у воды, теперь уже есть деревянный причалик, и стоят три голубенькие вёсельные лодки, да пацан какой-то плюхает ногами по воде.
Михаил проходит по турбазе и находит только одно старое здание от того посёлка, что был здесь раньше – остальных и след простыл, подходит и садится рядом с мальчишкой лет двенадцати.
– Мы ещё не работаем, папка приедет завтра. Ключи у мамки, где мамка – не знаю, – выдаёт тот заученную фразу.
– Понятно. Я – Михаил, а тебя как зовут.
– Фёдор я, а что надо?
– А давно здесь это турбаза стоит?
– Давно, я уже третье лето здесь жить буду, а она и раньше была, – отвечает Фёдор, глядя в глаза Михаилу. – А что надо-то?
– Я здесь раньше бывал, деревенька на этом месте маленькая стояла, и знакомый дед жил в крайнем доме…
– А-а-а… – не дослушав Михаила, тянет Фёдор, – это тебе к мамке. Мама! – кричит он куда-то в сторону. – Ма-а-а!
С ближнего к воде домика выходит уже немолодая женщина и смотрит в сторону затона, приложив к глазам руку козырьком:
– Тебе чего, Фёдор?
– Мне – ничего, а вот этому – какого-то деда надо! – не оборачиваясь, кричит Фёдор.
4
Солнце уже клонилось к закату. Михаил вспомнил, что на дачах уже ужин и заторопился в обратный путь.
Уже по дороге на дачу Михаил вспоминал не долгий разговор с хозяйкой туристической базы.
– Н-да… Пять лет, а сколько перемен. Посёлка нет.
В ту зиму, когда Михаил переехал из большого Новосибирска в маленький городок Ангрен, что стоял у подножия пика Шахтёров в Узбекистане, кроме деда в посёлке умерло ещё трое мужчин, и оставшиеся без мужчин семьи переехали в Береговое. А про деда хозяйка туристической базы вообще ничего не слыхала. Больше узнать что-то о деде было не у кого: ни дату, когда он умер, ни где его похоронили.
