Территория сначала отошла к одному хозяину, а потом уж её взял в аренду некий строительный комбинат, интересы которого эта женщина со своим мужем сейчас здесь и представляла. Да, она слышала о каком-то посёлке, но даже она его здесь уже не застала, только один домик, что у реки, остальные продали на дрова ещё прежние хозяева.
Рядом с обоих сторон тоже уже строились туристические базы, но ещё не были достроены и стояли временные небрежные отгородки из чего попало.
– Значит, через год-два здесь народа будет, как гороху, и кто-нибудь из них да набредёт на секретную землянку, а, значит… Значит, с иконами всё надо решить, как можно быстрее, то есть этим летом.
Шёл и думал, что плана у него нет никакого, и посоветоваться он ни с кем не может. Ведь тогда он нарушит данное деду слово никому, кроме того человека (священника), об иконах не рассказывать и землянку не показывать…
– «…Целуй крест с мыслями чистыми, с верою, что сохранишь заклад, да кому надо в своё время и передашь, а я молитву-то читать и за себя, и за табя стану…» – всплывают в памяти слова деда Семёна, что жил тогда на Рыбачем острове, сказанные им в предпоследнюю встречу рядом с землянкой в тот вечер, в который Михаил и раскрыл секрет этой землянки, точнее, что в ней-то и скрыт большой схорон с древними иконами, принадлежавшими когда-то церкви, которая была затоплена при заполнении Обского водохранилища.
– «…Сёдня мы ещё вдвоём с тобой об энтом знаем, а завтра-то ты один только знать будешь… Вот как оно получается…» – говорил дед Семён в последнюю встречу.
– Как так, дядь Сень? – спросил тогда ещё маленький Мишка.
– Сядь, время на всякие каки у нас уже нету. И других нет… Да если б и были, то ужо не успею. Успокой меня, старика, да я с миром-то и пойду…
– Куда?
– Туда…» – дед Семён тогда медленно поднял голову и долго-долго смотрел уже в ночное небо.
Вот и остался Михаил один на один и с тайной, и с тем, что пришло время сдержать обещания, данные им деду, но как?
5
Этот вечер Михаил мог бы вполне обоснованно назвать вечером воспоминаний. Только улеглись в памяти две последние встречи с дедом Семёном, что с Рыбачего острова, как в памяти всплыл последний вечер с его родным дедом Семёном, когда они уже оба укрылись одеялами, но ни деду, ни Михаилу не спалось.
У деда в квартире несколько небольших иконок. Три маленьких стоят на полочке на кухне. В зале однокомнатной квартиры ещё три иконки небольших размеров, но они старенькие, уже более с блёклыми, выцветшими ликами.
– Дед, а почему у тебя на иконах один Бог, как бы, добрый, а другой, что в комнате… м…м… сердитый (Михаилу хотелось сказать злой, но он не решился). На одного и смотреть приятно, а на другого глянешь из темноты – страшновато становится…
– Ну так те иконки, что на кухне, Валя недавно из цервы принесла, а энти, что в комнате – я уж и не помню, когда у нас появились, от деда что ли достались. Много им времени, им годков-то больше, чем мне.
– А церковь в Боровом есть?
– А табе церковь-то к чему? Откуда интерес?
– Так бабушка куда-то ж молиться-то ходила?
– Да бегали бабы раз-другой в неделю. Ты и это запомнил?
Михаил этого не запомнил, он просто об этом ничего и не знал, но как-то ж ему надо было расспросить деда про церковь в Боровом, хотя по интонации он понял, что деда церковь не очень-то интересовала.
– Церква наша долгое время закрытая стояла. Почернела вся без ремонта. Рушиться начала. Потом уж, не сразу, разрешили её открыть, да уж там много что не в порядке было, полы местами просели, балки… Снова закрыли…
