Большая тяжёлая дверь, обитая чёрным дерматином, чуть чмокнув воздухом, открывается бесшумно. За большим письменным столом, заваленном бумагами – Тарас Петрович.
Увидев Михаила, он, чуть помолчав, пристукивает одновременно двумя руками по столу, поднимается, берёт с правого угла большого стола две бумажки, скреплённые канцелярской скрепкой в левом верхнем углу, и протягивая Михаилу, говорит:
– Ну что, старый знакомый. Желаю тебе успеха! Да, сейчас у секретаря заберёшь ведомость, отнесёшь в бухгалтерию, там тебе премию выписали, получи, в дороге пригодится! – улыбается он, крепко пожимая руку Михаилу.
– Премию-то за что?
– За лауреата!
Домой он добирался на автобусе, битком набитым пассажирами, так что с баяном было и не пройти – пришлось потолкаться и выслушать несколько колких замечаний. Старый автобус со скрипом тронулся с места и медленно поплёлся по разбитой асфальтовой дороге, звеня всем своим изношенным металлическим телом на ухабах.
– Всё, завтра в Новосиб, – успел подумать Михаил и задремал, плотно зажатый с боков другими пассажирами…
Утро выдалось что надо – солнышко сквозь сосны за окном только поднималось, и слегка золотилась утренняя роса на изумрудной, густой траве. Далеко не всегда такое в Перми: чаще – моросящий дождь и низкие тёмные, неприветливые облака. А сегодня ни облачка – голубое, глубокое небо… Ни ветерка…
Кроны сосен замерли, будто на фотографическом снимке, и если б не белая тонкая полоса от реактивного самолёта, что тянулась там, в запредельной высоте уже на добрую половину неба, можно было бы подумать, что мгновение действительно остановилось, замерло в ожидании нового…
1
Новым на кухонном столе была записка.
Так сложилось, что последнее время Михаил почти не общался с матерью, да и отец говорил с ним крайне редко. А уж после переезда из Голованово в центр Перми и вообще стало невмоготу.
Тогда Михаил намекнул, что у него через неделю сдача специальности и руки надо бы поберечь, а мать прямо вспыхнула, очень рассердилась и ответила, что на грузчиков денег нет и таскать вещи со второго этажа в машину, а потом на третий будут они с отцом – без вариантов.
А началось всё это где-то с полгода назад, практически с пустяка.
Михаил, как всегда, поздно вернулся из музыкального училища – последняя пара заканчивалась аж в двадцать часов, затем ещё пятнадцать минут до вокзала, а там, если повезёт, тридцать – сорок минут на электричке до Голованово и ещё минут пятнадцать пешком от станции, что расположилось на самой окраине Перми, врезавшись в тайгу.
Молодцы строители – не тронули в микрорайоне ни сосен, ни берёз, дома прямо вписали в лесной массив. Асфальтированные тропинки здесь тоже радуют душу – слегка петляют, огибая могучие стволы вековых сосен, пахнущих свежей смолой.
Бросив портфель, Михаил с порога крикнул:
– Ма, я в ДК – заниматься на фортепиано.
Фортепиано у них не было, и отец ещё год назад договорился с директором Дворца культуры, что Михаил будет вечерами приходить заниматься на фортепиано в свободной аудитории.
– Опять убегаешь, нет, чтоб по дому помочь, из сил уже выбилась, прибирая за вами?! – услышал Михаил строгий голос матери, уже закрывая входную дверь.
Через десять минут вахтёр Дворца культуры вручил ему ключ от свободной аудитории. Во дворце было шумно: сновала молодёжь, за дверью одной из аудиторий слышно было, как настраивается, модный в то время ВИА, а на сцену большого зрительного зала перетаскивают какие-то декорации…
