– Так я и говорю, – попытался исправиться Семён.
– Ты не говоришь, ты показываешь! – перебил его Пётр.
– Не-не, не так, – поспешил вставить Сергей.
– А как? – совсем сбился с толку Семён.
– А вот так, – быстро перемигнулись Пётр с Сергеем и уже на счёт «три-четыре» дуэтом выпалили:
– Говорит и показывает киностудия «Семьёнфильмз»!
И тут же, без перерыва на обед, Пётр отдельно пояснил Михаилу:
– Сеня у нас на киношника учится! Режиссёрище!
– Да ладно вам, – хихикнул Семён, – О чём это я хотел сказать…
– Ах, а память-то мы упаковать забыли, где это мы её сегодня оставили, что-то я не вижу её у нас в вещах, – быстро перебирая кучу сумок, засуетился Сергей.
– Вот она! – разом крикнули трое, и на столе появилась бутылка красного вина.
Теперь уже весь вагон понял, что поездка до Омска будет ещё и шумной.
3
На столике быстро появилась куча снеди. Михаил тоже засунул руку в холщовую сумку и достал первый попавшийся увесистый свёрток. Им оказалась добрая половина курицы, ножка от которой тут же перекочевала в руки Сергею.
А дальше – бутылка быстро опустела, и вход пошли анекдоты.
На против них, на откидном месте у окна, почти перед самым отправлением поезда появилась старушка, с быстро бегающими глазами, прижимающая к груди большущею сумку, из которой выглядывала голова лохматой собачонки. Глаза у старушки побегали-побегали, затем уставились в пол и закрылись. Она замерла и как будто уснула, изредка делая пару неловких движений, что должны были со стороны напоминать поглаживание собаки по голове, но голова маленького лохматика в это время пряталась, и рука старушки неловко скоблила оттопыренные крупные зубцы железного замка, после чего голова снова осторожно появлялась, осматривалась, отряхивалась и снова устремляла свои чёрные глазёнки на студенческий стол.
– Ещё один! – выкрикивает в очередной раз Сергей, при этом, как ученик школы, он тянет руку. Анекдоты из него сыплются, как из рога изобилия:
– Значит так, – неизменно начинает он. – Встаёт как-то Брежнев на заседании политбюро и говорит: – Товарищи, а почему бы нам не пригласить Чичолину в Москву! Ему: – Леонид Ильич, это же порнозвезда! – Hу вот, кхм, как раз такой звезды у меня ещё и нет!
Бабка чуть приоткрывает глаза, зло сплёвывает в сторону и, придавив мохнатую мордочку собаки, снова закрывает глаза.
– Нас подслушивают! – тихо, нараспев говорит Пётр.
– Нет, не так, – перебивает его быстро захмелевший Сергей. – Нас подсматривают!
– Да было бы что, было бы на что! – скороговоркой произносит старушка и тут же отворачивается к окну.
– Сеня, вы не внушаете доверия женщинам, от вас опять отвернулись! – так же нараспев, как только что это сделал Пётр, произносит Сергей. Семён, сидящий с краю шебутной компании, оборачивается к старушке, делает ей вежливый кивок головой и, уже повернувшись к ребятам, разводит руки в стороны.
– А вот ещё! – тянет руку Сергей и артистично преподносит полушёпотом новый анекдот, выделяя по звуку только последнюю фразу:
– …памятник, значит, сделали. На нём сидит Пушкин, а у него вот такие чёрные густые брови, сросшиеся у переносицы.
Смех ребят прерывается голосом старушки:
– А брови-то тут причём? – на всех четверых студентов сразу смотрят четыре глаза, похожие друг на друга, два из которых быстро мигают.
– Мадам, вас не поняли, вы о каких бровях сейчас говорите? – приторно вежливо, с лёгким наклоном вперёд, насколько это позволяет откидной столик и объёмистая часть ниже грудной клетки, что уже оторвала висевшую на одной ниточке пуговичку, спрашивает Сергей.
