– Дедушке нездоровилось, – открываю шкафчик и беру тарелку. – Да и Никита уезжал. На новогодние праздники мы не виделись.
Она кивает, перекладывая салат из кастрюли в большую пиалу.
– У вас дома всё в порядке? – осмеливаюсь спросить. Потому как замечаю, что она, несмотря на улыбку, очень расстроена.
– Ох, Оленька, – тяжело вздыхает. – Семён ушёл от нас, насовсем похоже. А Никитушка… связался вон не пойми с кем, – начинает плакать.
– Тёть Ларис, – делаю шаг вперёд к ней, обнимаю. – Всё будет хорошо. Не плачьте, – поглаживаю по спине.
– Будет ли, Оленька…
– Обязательно будет. Не печальтесь.
Дрожит всем телом. Рыдает.
– Ну чё так долго-то здесь возитесь? – в кухне появляется рассерженный Никита. – Ма, опять? Харэ уже ныть из-за него! Достала!
– Перестань, – смотрю на него с укором.
– Чё ревёшь ты? Сама виновата, что он ушёл. Допилила! – забирает салатницу.
– Никит…
– Не лезь в это, Оля, – чеканит он сухо. – Пошли, хватит торчать тут.
********
Чем дольше нахожусь на этом празднике, тем сильнее хочется отсюда уйти. По разным на то причинам.
Во-первых, от шума, гама и музыки у меня начинает болеть голова.
Во-вторых, Ипантеевские ведут себя чересчур расхлябанно и по-хамски: громко разговаривают, нецензурно выражаются, позволяют себе отпускать шутки ниже пояса.
В-третьих, поведение самого Авдеева напрягает. Его в этот вечер словно подменили. От тихого и скромного Никиты, к которому я привыкла, не осталось и следа.
– Про Тоньку и Борьку слышали?
– Женятся летом, говорят…
– Ну так да, Тоньку и засватали уже на новогодние. Не кажется подозрительным? – Семакина прищуривается. – Мегастранненько.
– Согласна. Ну кто в едва стукнувшие восемнадцать будет жениться по собственной воле? Бред бредовейший!
– Они просто очень любят друг друга, не надо завидовать, Наташ, – говорю ей тоже самое, что и Сеньке.
– Ой, Миронова, ну ты и чуднАя! – скосив на меня глаза, фыркает Наташка.
– Ага-ага! Любят. Вот и налюбили, по ходу. Пуза-то ещё не видно у Тоньки? – встревает в разговор Вика Щербакова.
– У вас мозг только в одном направлении работает, – качаю головой.
– Не, Оль, ну а если смотреть на ситуацию здраво?
– Петь, вот ты б женился в восемнадцать? – обращается Семакина к нашему однокласснику.
– Я чё дурак, по-твоему?
– Серёг?
– Не-не-не, спасибо. На батю и мать смотрю, ваще жениться как-то нету желания.
– Никит? – продолжает свой опрос Вика.
– Чё?
– А ты? Женился бы в восемнадцать на своей Оле? – хитро прищуривается.
– Чисто гипотетически, канеш, – кивает он и, закинув на меня руку, тянет к себе.
– Ой, вот ведь заливаешь! – цокнув языком, отмахивается Семакина.
– Ни фига, – Никита впервые за вечер делает серьёзное выражение лица. – Между прочим, я об этом уже думал.
– О чём об этом? О свадьбе? – Наташка скептически выгибает бровь.
– Да. На Олю у меня большие планы, – Авдеев целует меня в щёку, после чего спускается губами к шее.
– Никит, – дёрнув плечом, отстраняюсь. Терпеть не могу поцелуи напоказ.
– Чё?
– Мы не одни вообще-то, – возмущаюсь, поправляя ворот блузки.
Ребята, сидящие вокруг, посмеиваются, глядя на нас.
– Так, давайте играть, чё сидеть-то, как на похоронах, – пожёвывая жвачку, предлагает Кэт.
Присутствующие, вдохновлённые её идеей, встают из-за стола и перемещаются в свободную часть комнаты. Уже через пару минут они выстраиваются в круг, и начинается веселье, судя по хохоту и комментариям.
Играют в «Передай другому». Смысл в том, что нужно передать игральную карту тому человеку, что стоит возле тебя. Губами, без помощи рук.
