Откуда в этой хрупкой девчонке столько силы и выносливости? Я впечатлён. Впрочем, как и все присутствующие.
Когда начинаю вести мяч от центра, потемневшее небо освещает яркая вспышка молнии. Тут же предупреждающе гремит гром, а после начинается самый настоящий ливень.
Только вряд ли что-то способно остановить меня. За последующую минуту я ловко обхожу защитника и полузащитника. Прицеливаюсь и зафигачиваю третий гол в ворота соперников.
Так-то!
Довольные возгласы парней сменяет поток нецензурных выражений. Разбушевавшаяся стихия прогоняет с поля участников обеих команд, решив, что на сегодня игра окончена.
– Ты продула, – ору Мироновой, забирая мяч с травы.
Доволен как слон, не пытаюсь этого скрыть.
– Нет. Нечестно! – доносится неразборчиво сквозь шум дождя.
Ну-ну.
Оля нагоняет меня у фонаря и дёргает за футболку, вынуждая тормознуть и повернуться.
– Матч закончился раньше положенного из-за дождя, – машет руками, доказывая свою правоту.
– Не умеешь проигрывать? – спрашиваю, наклонившись к ней чуть ближе.
– Так нечестно, Богдан! – пищит, надрывая горло.
– Всё честно. Счёт три–два, Оль.
– Это нечестная победа! – продолжает упрямо спорить, по прежнему пытаясь перекричать дождь.
Промокла до нитки. Часто дышит. Раскраснелась от бега.
Что-то говорит, но я ни черта не слышу. Смотрю в горящие недовольством глаза. Затем резко перевожу взгляд на её шевелящиеся губы.
Как и тогда, на железнодорожной станции, возникает непреодолимое желание её поцеловать. Правда по накалу страстей тот вечер явно уступает. То, что я чувствую сейчас в разы сильнее. Да и воинственный настрой возмущённой Оли ситуацию только усугубляет. Пожалуй, она слишком нравится мне в таком состоянии. Настолько слишком, что я, поддавшись необъяснимому порыву, выпускаю мяч из рук и, шагнув к ней, всё же делаю это. Бездумно. Без разрешения.
Миронова в глубокой растерянности, а я бессовестно этим пользуюсь.
Стиснув хрупкое девичье тело в объятиях, целую вожделенные губы. Так жарко, напористо и страстно, что крышу сносит с первых же секунд.
Прижимаю к себе ещё теснее. Одна ладонь на талии, вторая гладит спину, пока я настойчиво претворяю в реальность одну из тех фантазий, что не раз мучила мой уставший мозг.
Чертовски приятно целовать её. Не помню, чтобы так выносило. Сам не ожидал, что эмоции захлестнут меня и будут столь бурными-бесконтрольными.
По лицу и шее лупит холодный дождь, но все мои рецепторы настроены исключительно на Олю. Она, кстати, к моему глубочайшему сожалению, довольно-таки быстро приходит в себя.
Резко дёрнувшись, толкает меня в грудь, вынуждая оторваться от её рта.
Ну нет, Миронова!
Не скрывая досады, позволяю отдалиться. Не насильно же целовать. К подобному я не готов, даже притом, что очень хочется.
Отходит назад. Рассерженно на меня смотрит и сжимает кулаки от злости. В какой-то момент реально кажется, что она двинет мне сейчас по роже. (Заслуженно, между прочим).
Непроизвольно улыбаюсь.
– Тебе смешно?
– Нет.
Сердце грохочет о рёбра как ненормальное. В ушах шумит.
– Совсем обалдел, Сухоруков? – возмущённо спрашивает и обхватывает себя руками.
Дрожит. Замёрзла или разволновалась – непонятно. Как и осталась неясной её реакция на мой поцелуй.
Не оттолкнула. Не ответила.
Стерпела?
– Оль…
Выставляет вперёд ладонь. Качает головой и, бросив напоследок в мою сторону ещё один сердитый взгляд, уходит.
Вздыхаю. Поднимаю мяч с травы и тоже направляюсь к раздевалкам.
