Загадка Четвертого Антрума - страница 21
За рулем гордо восседал старший Добрынин в неизменной клетчатой рубашке и смешном шлеме. В коляске примостился Алеша.
Вокруг мотоцикла тут же собралась куча народу.
– Иж-Планета! – гордо отрекомендовал своего «коня» Добрынин. – Дорожный мотоцикл среднего класса для езды по дорогам с трудным покрытием. Выпуск Ижевского машиностроительного завода 1967 года.
Понятно, еще одно чудо двадцатого века! Значит, кроме кота Васьки и коровы Зорьки будет еще одно сочетание – «мотоцикл Иж-Планета»!
Завязался общий разговор. Мы показали Добрыниным свои сокровища. Он с интересом покрутил необычный елочный шар и почему-то хмыкал.
– Почему вы хмыкаете? – не утерпела я с вопросом.
– Да так, – дедушка Добрынин неопределенно махнул рукой. – Чудной узор какой-то, как будто специально наши елки изобразили. Давно я их в последний раз видел, когда та история с компасом случилась.
– В Стеклянной Бане? – обмирая от волнения вскрикнула я.
– В ней проклятой, – буркнул Добрынин.
– Где необычные светлые сосны стоят? – сердце колотилось как бешенное. – Расскажите, пожалуйста!
– Это, детка, сосны меловые, – охотно откликнулся дедушка, готовый часами повышать нашу эрудицию. Я придвинулась поближе. Ларка, наоборот, под шумок отошла к Алеше. Ее интерес к старине мгновенно угас, переключившись на более интересный объект.
– Давным-давно в этих краях были степи, паслись отары диких коз, а почва была песчаной, – начал дедушка свой рассказ. – В степи постоянно дули ветры. Они сносили из других мест сосновые и еловые шишки. Ветры сдували песок и обнажали лежавшие под ним известняк и мел. Мел постепенно оседал на растениях и деревьях. Шли годы, столетия, тысячелетия. Вырастали новые сосны, уже сразу со светло-зеленой хвоей. Крона широкая и напоминает зонтик. Так появились в нашем лесу целые участки меловой сосны. В центре такого соснового бора, там, где известь и песок больше всего выходили на поверхность, Кочубей и построил «фабрику стеклянную об одной печи». По лесу протянули железную дорогу, чтобы возить рабочих и вывозить готовые бутылки и банки. Соорудили станцию, по «железке» ходили целых два паровоза с вагонами.
При этих словах в моей голове моментально нарисовалась картина, очень похожая на первый в истории фильм под названием «Прибытие поезда». Такие себе дамы в перьях, кавалеры с тросточками, дым из паровозной трубы, звон станционного колокола. Вот это движ здесь был лет сто пятьдесят назад! Была бы сейчас железная дорога, мы бы тоже, как барыни, ездили в райцентр хоть каждый день, а не раз в неделю на зачуханном бусике.
Усилием воли я притушила разбушевавшуюся фантазию и вернулась к общему разговору. Там что-то интересное рассказывал дедушка Добрынин:
– Сама усадьба гетмана, а потом Кочубеев стояла в густом парке. Из заграницы заказали редкие деревья и кустарники. По голубому озеру плавали белые лебеди, клевали желтые кувшинки. В центре бил фонтан, окруженный скульптурами ангелочков за высокой оградой. Когда революция случилась, Кочубей поджег завод, получил страховку и махнул с семьей за границу. А мужики кинулись усадьбу грабить. Одни развалины остались да фонтан разрушенный. Сам парк тоже зарос, одичал, совсем в лес превратился…
То же воображение нарисовало, как раньше выглядел княжеский дом: мрачный, с тяжелыми решетками на окнах, с откидным мостом надо рвом, с ухающими по ночам филинами. «Наверняка, – решила я, – тут стоит покопаться. Ведь от этого разрушенного фонтана можно, как учили, отсчитать определенное количество шагов и выкопать клад».