– Нас да не возьмут?! – Возмущенно вскрикнув, Михаил вскочил. – Ну ты и спросил! А кого тогда брать-то? Мымаренка? Или Юрку Рыща? Которые в милиции на учете… Постой, Вася… ты думаешь, что мы экзамены не сдадим?
– Ты-то сдашь… А у меня, сам знаешь, математика… Боюсь! – тряхнув головой, честно признался Василий. – Вдруг да на второй год оставят?
– В восьмом-то классе? Вряд ли!
– Так в училище-то, говорят, перебор! – подкатывая треники, опасливо протянул Василий.
Вот всем был хорош парень – и хозяйственный, и домовитый, и грибник, и рыбак, и в технике разбирается… А вот учеба ну никак не давалась!
– Да, перебор! Помнишь, как в позапрошлом году было?
– В позапрошлом году, Васенька, сразу два выпуска было! – тряхнув челкой, засмеялся Миха. – Восьмой и девятый! Потому что с одиннадцатилетки обратно на десятилетку переходили. Забыл?
– Помню… Может, и не будет перебора…
– Да не трясись ты! Уж в наше-то училище поступим. Стипендию от совхоза будем получать… А потом – ух! Тракторист-машинист широкого профиля – это тебе не на ферме коровам хвосты крутить!
Мишка, при всей его суетливости, все же был парнем неглупым, и Вася этот факт признавал.
– Ну, коли так говоришь… Эх, сдать бы экзамены!
– Сдади-им! Кто нас с тобой в школе-то держать будет, а? Мы же с тобой не отличники, как Колька Ващенков!
– Ну-у, Колька… – снова протянул Василий. – Он мне с математикой помогал…
– Колька в девятый класс пойдет. А потом – в медицинский институт, будет на врача учиться. Как матушка его, Валентина Кирилловна, врачом станет.
– Валентина Кирилловна – человек хороший!
– Хороший. Кто б спорил? О! – Мишка вдруг встрепенулся. – Надо у нее про медицинскую справку спросить, в училище. Ну, через Кольку.
– Спроси… О, солнце-то! Ну пошли, крючочки наши глянем… – Вася сноровисто спрыгнул в воду. – Может, что и есть! Я от мостков налево, ты – направо, к излучине.
– Ага… Ой! А водичка-то теплая! С ночи холоднее была…
– Так оно понятно – нагрелась.
Разделившись, мальчишки медленно пошли по отмели вдоль обрывистого берега, густо заросшего ивняком и кустами черной смородины. Проверяли поставленные еще с вечера крючки, привязанные к палке леской.
– Оба-а! Тут и чужие еще! – оглянулся Василий. – Наверное, погорельские… Смотри не попутай!
А ведь бывало, что и не путали – некоторые варнаки специально приходили на реку пораньше да собирали рыбу с чужих крючков, типа – «кто первый встал, того и тапки». Обычно этим грешили приезжие, городские. Таких, если узнавали, что они так поступали, били всей деревней – и поделом.
– Да что я, совсем, что ли! – Мишка, между прочим, обиделся и на какое-то время замолк, пока снова не вскрикнул – но так взволнованно, резко!
– Ва-ась!
– Чего так орешь-то?
– Тут в камышах, это… Женщина! Голая… почти…
– Русалка, что ли?
– Сам ты русалка! Утопленница! Да подойди ж, глянь!
– Утопленница?
Услыхав такое, Василий без раздумий бросил крючки и поспешил к приятелю.
Утопленников парни не боялись, уже приходилось их видеть. Рыбаки в деревнях тонули часто, обычно – ранней весной и по пьяни.
Это же… Утопленница лежала лицом вниз, неестественно белая, со спутавшимися волосами…
– Какая ж это женщина? Девчонка! – Глянув, Василий покачал головой и вдруг нагнулся… вздрогнул…
– Что это у нее на спине? Видишь?
– Звезда! – Ахнув, Миша сглотнул слюну. – Изверги какие-то вырезали… Фашисты!
