– Увы! Мадемуазель… – начал Пуаро.
– Только не говорите, что всё совсем не так, – перебила она его. – Не говорите, что вы пишете миниатюры и горите желанием продать мне одну из них. Но нет – с такими усами, да еще живя в «Маджестике», где еда гадкая, а цены такие, что во всей Англии выше не найдешь, – нет, вы просто не можете промышлять чем-нибудь в таком роде.
Женщина, открывшая нам дверь, вошла в комнату с подносом, на котором стояли бутылки и лед. Не переставая болтать, Ник принялась ловко смешивать коктейли. Однако молчание Пуаро (столь нехарактерное для него обычно) произвело на нее наконец должное впечатление. Она осеклась, не долив бокал, и резко бросила:
– Хорошо, говорите.
– Это и есть моя цель, мадемуазель – чтобы все было хорошо. – Он принял из ее рук коктейль. – За ваше здоровье, мадемуазель, за ваше долгое и доброе здравие.
Девушка была отнюдь не глупа. От нее не укрылась значительность, с которой он произнес эти слова.
– Что-нибудь случилось?
– Да, мадемуазель. Вот…
Он протянул ей ладонь, на которой лежала пуля. Озадаченно нахмурившись, девушка взяла ее.
– Вы знаете, что это такое?
– Конечно, знаю. Это пуля.
– Совершенно верно. Мадемуазель, сегодня утром мимо вас пролетела вовсе не оса – это была пуля.
– Вы хотите сказать… какой-то псих с криминальными наклонностями стрелял в саду отеля?
– Похоже, что так.
– Черт меня побери, – сказала Ник, не выбирая выражений. – Похоже, я и впрямь заговоренная. Это уже четвертый раз.
– Да, – сказал Пуаро. – Четвертый. И я хотел бы, мадемуазель, услышать все о первых трех.
Она уставилась на него.
– Я хочу убедиться в том, что это были случайности.
– Ну конечно, случайности! А что же еще?
– Мадемуазель, наберитесь мужества. Я могу вас шокировать. Что, если кто-то покушается на вашу жизнь?
Но Ник только прыснула в ответ. Похоже, сама мысль об этом сильно ее забавляла.
– Что за чуднáя идея! Дорогой вы мой, да кому, скажите на милость, нужна моя жизнь? Я же не юная наследница миллионов, чья смерть открывает дорогу к несметному богатству. Я бы порадовалась, попытайся кто-то меня убить, – все разнообразие, – но, боюсь, на это нет ни малейшей надежды!
– Так вы расскажете мне об этих случайностях, мадемуазель?
– Разумеется, но в них нет ничего особенного. Обычные глупые совпадения. Над моей кроватью висит картина в тяжеленной раме. Ночью она упала. По чистой случайности прямо перед этим я услышала, что где-то в доме хлопает дверь: я встала и пошла закрыть ее, только поэтому меня и не убило. А так мне, наверное, размозжило бы голову. Это был номер первый.
Пуаро не улыбнулся.
– Продолжайте, мадемуазель. Давайте перейдем к номеру второму.
– Ну, этот еще слабее. От дома к морю ведет крутая тропа. Я хожу по ней купаться. Там, в самом низу, есть скала, с которой удобно прыгать в море. Так вот, один валун расшатался и, когда я спускалась, покатился за мной – и тоже чуть не убил. В третий раз все было по-другому. Что-то стряслось с тормозами моей машины – не знаю, что именно; механик в гараже говорил, но я не запомнила. Короче, если бы я проехала через ворота и стала спускаться по холму вниз, то не смогла бы остановиться до тех пор, пока не врезалась в ратушу. Ратуше, конечно, ничего, а от меня осталось бы мокрое место. К счастью, я тогда уже на ходу вспомнила, что опять забыла кое-что дома, и повернула назад, а потому только врезалась в лавровую изгородь.
