И, наконец, можно было пасть в ноги к родителям и сказать, что она хочет отправиться на богомолье. Да не куда-нибудь, а в Святую землю. Долететь на дирижабле до Яффы, а там вместо Иерусалима по морю двинуться в Александрию. И уже оттуда объявить профессору, что нужная сумма у неё есть, а значит, экспедиция спасена…
К чести Дарьи, она, дитя многих поколений людей, крепко стоявших на земле, положительных, понимала несбыточность своих прожектов.
Приходили ей в голову и другие мысли: взять деньги в долг. Да только у кого? Верочка, подруга сердечная, готовилась к свадьбе, у неё каждая полушка была на счету. Лидочка, вдохновившаяся в гимназии идеями Маркса, коротала дни в Мезени Архангельской губернии и сама отчаянно нуждалась в деньгах.
Но даже если бы ей удалось собрать нужную сумму, как она расплачивалась бы по счетам?..
Родные, видя, как Дарья тает на глазах, приглашали лучших докторов, которые приезжали в дом Глумовых, осматривали больную и прописывали ей то пиявок, то ледяные ванны, то порошки, то массажи, от которых потом сладко ныл низ живота, и ничего не могли поделать с загадочной напастью. В ней винили стихи и книги, тайную влюбленность, разные дурманы, модные среди молодёжи, и самое женское естество. Дарья не проронила о причине своих страданий ни слова. Пока у неё не было плана, как раздобыть деньги для экспедиции, она готова была молчать, кротко снося все попытки лечения.
Её спас Василий. После той достопамятной лекции он уехал на ткацкую фабрику в Серпухов и несколько недель провёл там, вникая в тонкости ремесла. Как и было заведено у Глумовых, каждый из сыновей имел право заниматься, чем душа пожелает, лишь бы оно шло на пользу семейному делу. Были в их роду и знатные химики, которые придумывали новые краски для тканей, были и те, кто пеклись о рабочих, памятуя, что только их трудом прирастают глумовские капиталы, были дельцы, открывавшие свои лавки и магазины по всей империи и за её пределами. Василия с детства очаровывали большие машины, ткацкие станы, печатные валы, превращавшие белое полотно в узорное. Теперь он, отучившись на инженера, получил в управление фабрику и уже подумывал о покупке новых станков и прочих преобразованиях.
Так что всё, что случилось дома, пока он был в отъезде, стало для него настоящим сюрпризом. Весьма скверным сюрпризом. Увидев Дарью в столовой, он не сразу признал её. Она догадалась об этом по странному взгляду, которым Василий долго и пристально рассматривал её изменившиеся стати. Правда, в отличие от остальных брат не стал охать, цокать языком и иными способами демонстрировать сочувствие, а после обеда подсел к ней побеседовать и словно в проброс спросил:
– Околдовал тебя, что ли, этот профессор?
Дарья тряхнула головой и ответила:
– Нет.
Тон, которым говорил Василий, ей не нравился, но это был единственный человек, с которым можно было поговорить о том, что её волнует.
– Ты же Глумова, дорогая моя сестрица. Должна понимать, что такие, как этот… старикашка, ловко обводят вокруг пальца простаков. Что он там говорил про «вписать своё имя на скрижали науки»? Денег просил, а у самого запонки брильянтовые на манжетах так и сверкали. Ты не заметила, слушала его, рот открыв. А я всё примечал. А ты теперь извелась вся.
Дарья вздрогнула. Слова брата задели её сильнее, чем ахи и вздохи родни. Горько было признавать, что Василий прав.
