– Продолжайте, пожалуйста, продолжайте!
– Я встретил его в аэропорту… До сих пор помню то удивительное чувство, когда дирижабль, похожий больше на огромную детскую игрушку, подошёл к причальной мачте, из гондолы выбросили канаты, это творение рук человеческих пришвартовалось, и из салона по винтовой лестнице заспешили пассажиры! Мне казалось тогда, что я попал в романы Жюля Верна и Герберта Уэллса. Потом-то и мне самому приходилось не раз летать по делам научным, но в первый раз…
Механикус, кажется, наконец понял, что сэр Генри тянет время, и, недовольно прянув ушами, сказал:
– В итоге вы прибыли в Южный оазис в середине января, так?
Сэр Генри молча кивнул.
– Как вас встретили?
– О, очень тепло! Вам ведь знакомо восточное гостеприимство! – широко улыбнулся сэр Генри, а механический кот дёрнул хвостом: похоже, ему было что возразить на этот счёт. – Не знаю уж, в чём было дело. В таланте профессора Хэмптона располагать людей к себе с первого взгляда, или в том, что мы привезли с собой работу, а значит, и деньги… – продолжил учёный, а про себя подумал: «Или в том, что местные были с Хэмптоном в доле?»
– Я слышал, египтяне не слишком любят трудиться…
– И всё же они построили Великие пирамиды и храмы в Луксоре, Карнаке, в Эсне и на острове Филэ. Не забывайте об этом! – всплеснул руками сэр Генри. – Но, так или иначе, нас встретили очень радушно, отвели лучшие номера в гостинице, и даже разрешили профессору пользоваться самодвижущимся экипажем одного из местных чиновников. На следующий день мы выехали осмотреть нашу концессию. И тут профессор поразил меня снова. Он великолепно владел арабским! Сам я к тому времени успел нахвататься разных словечек и вполне сносно изъяснялся с местными, но до Хэмптона мне было еще далеко. Он быстро объяснил рабочим, что им следует делать сегодня, перекинулся парой шуток с их старшим, раисом, и мы начали обустройство нашего лагеря. Как это принято, одну из ранее открытых гробниц, дом вечности писца Херемона, на входе в которую стояли тяжёлые железные решётки, мы отвели для хранения находок.
Работы начались. Я зарисовывал надписи и рельефы, папирусные картонажи, амулеты, расписные гробы и мумии. Сделаны они были безыскусно, где-то даже грубо. Впрочем, мы не ждём от сельской церкви того, что в ней будут скрыты полотна Леонардо и Рембрандта… – Сэр Генри протянул Механикусу ещё несколько зарисовок, сделанных акварелью. – Профессор Хэмптон раз в два-три дня отправлялся на телеграфную станцию сообщить нашей покровительнице о ходе раскопок. Сейчас мне стыдно об этом говорить, но до приезда в наш лагерь я представлял себе Дарью как… Представлял по-разному. Иногда как этакую эмансипэ, знаете, женщину с коротко остриженными волосами, вечной папироской в углу рта, циничную и думающую исключительно цитатами из Маркса. Иногда, – он сделал глубокий вдох, – как дебелую девку в сарафане на голове, с кокошником на груди и ручным медведем на привязи. И когда она дала телеграмму, что направляется к нам, я… Я повёл себя очень глупо…
Подбирать слова становилось всё труднее, но тут на помощь сэру Генри пришёл тот самый восковой валик. Он кончился, и Механикусу пришлось ставить в фонограф новый. За это время можно было сообразить, что рассказывать дальше.
