Неудивительно, что и младшая из пятерых детей Саввы Глумова оказалась натурой въедливой и увлекающейся. Страстью Дарьи стал Египет.
Теперь уже вряд ли кто-то мог бы сказать точно, с чего всё началось. Был ли это плач Иосифа Прекрасного, услышанный от нянюшки, или чёрная картина (отец потом назвал её гравюрой), где красивая женщина в белом платье наклонилась над корзиной с младенцем? Так или иначе, судьба Дарьи была решена. Она влюбилась. И, как всякий влюблённый, стремилась знать о своём предмете всё: привычки, склонности, сны…
Со свойственной Глумовым въедливостью она собирала всё, что только было доступно не слишком стеснённой в средствах девочке её лет.
Пока Дарья была маленькой, отец смотрел на её увлечение с одобрительной усмешкой: «Наша порода!»
Когда настало время, её отдали в женскую гимназию, самую лучшую из тех, что были в Москве. Глумовы знали цену женскому уму. Бабка Дарьи, рано овдовев, железной рукой вела дело, пока сыновья не вошли в пору. Да и теперь Савва нет-нет да и обращался к матери за советом.
Училась Дарья средне, показывая прилежание лишь в истории, латыни и иностранных языках. Пусть дорога в учёные была для неё закрыта, она надеялась, что сможет хотя бы читать труды великих мужей, своими руками извлекающих из земли дивные вещи.
Пока другие гимназистки сплетничали и секретничали о своих душечках, Дарья штудировала каталоги Географического общества в поисках весточки от возлюбленного и радовалась, когда встречала нечто вроде труда «Об особенностях написания имени фараона в эпоху Древнего царства». В такие дни она ходила, загадочно сверкая глазами, будто и в самом деле получила записку с тайным признанием в любви.
Как-то раз Дарья случайно подслушала разговор двух однокашниц, уверенных, что она так увлечена своим чтением, что не замечает никого и ничего.
– Не родился ещё тот мужчина, который возьмёт её в жёны, – сказала первая.
– Скорее уж давно умер, – захихикала другая.
Тогда Дарья никак не показала, что чужие слова хоть как-то задели её чувства, но сама мысль «не родился, а давно уже умер» запала ей в душу и окрасила её увлечение в торжественные и траурные цвета.
Знала ли безвестная гимназистка, к чему приведёт та оброненная невзначай шутка?
Ровесницы Дарьи читали Надсона и Маркса, выходили замуж, метали бомбы и уезжали на учёбу в Швейцарию, сама же она бросалась от Блаватской к стихам символистов, надеясь где-то там уловить ниточку, которая связала бы её с людьми прошлого, которых она знала только по книгам.
Поздней осенью, когда вся Москва обсуждала новости с фронтов далёкой Русско-японской войны и поражалась очередному злодеянию бомбистов-эсеров, Дарья Глумова, девица двадцати одного года от роду, в своём самодвижущемся экипаже спешила на спиритический сеанс. Родителям было сказано, что она едет навестить лучшую подругу Верочку. Той недавно сделал предложение Сергей Проворов, так что не было ничего удивительного в том, что две девушки хотели всласть наговориться о произошедшем.
Не доезжая пары кварталов до дома, где жила подруга, Дарья попросила шофёра остановиться, спрыгнула с подножки на нечищеные панели и, сунув ему напоследок несколько монет, тихо проговорила:
– Через три часа здесь, как в прошлый раз!
Шофёр, укрытый башлыком так, что видны были только глаза в защитных очках, молча кивнул, спрятал подношение в рукав и с громким тарахтением рванул с места.
