– Помню, конечно, – кивнул Рыбак. Уточнять причину отъезда жены бывшего шефа он не стал. Была она женщиной властной, привыкшей контролировать всех и вся. С Борисом Мироновичем, понятное дело, этот номер не проходил, а потому оттачивала она эту свою привычку на любом, кто попадался под руку: на дочери, на соседях, на продавцах в магазине. Иван подобного к себе отношения не любил и потому еще до свадьбы умыкнул будущую супругу в свою квартиру.
– Так что, Ваня, я нынче один. Никто не помешает посидеть за чашечкой коньячка, вспомнить былое. Не придешь – я не обижусь, старичье нынче никому не нужно, даже детям. Что уж говорить о бывших подчиненных…
– Приду я, Борис Миронович, обязательно приду. И коньяк принесу. Помню, вы любите армянский?
– Ты, Ваня, всегда отличался хорошей памятью. А еще умом и сообразительностью. Я тебя только об одном прошу. Ты, если что нароешь – все равно что, – ты перво‑наперво мне расскажи, а потом уже Аленке. А лучше я сам ей расскажу. Ты же знаешь, какая она у меня ранимая.
«Да уж, ранимая», – подумал Иван. Эти слова бывшего шефа были так созвучны недавним мыслям Рыбака, что лебедевская мысль о помешательстве Герасимова уже не казалась такой вздорной.
– Алена сказала, что поисками занимается Котовский Илья Вячеславович. У вас, случайно, нет на него выхода?
– Что ты, Ваня! Я же на пенсии уже, все выходы закрылись, остался только один, сам понимаешь какой.
– Вообще никакого? – недоверчиво переспросил Рыбак.
– Никакого, – отрезал Дубов. – А сейчас извини, у меня звонок по второй линии.
Иван обескураженно посмотрел на погасший экран смартфона. Ну врет ведь. Пенсионер, звонок по второй линии, выходы закрылись. Сказал бы – не хочет помогать. Ну и хрен с тобой, обойдемся без так называемых пенсионеров. По-нят-но?
– Согласен с Иваном Станиславовичем! – заявил Федор. – Папаша зятя убил.
– С чего ты взял? – спросила Кристина.
– Возможностей у него валом, повода для встречи искать не надо, родственники ведь, расписание изучить – раз плюнуть, наверняка пенсионер наш ствол, уходя на пенсию, припас. Это раз, – Федор загнул большой палец. – В убийствах – ас, знает, как совершить идеальное преступление, чтобы никто никогда не заподозрил, – это два. – Очередной загнутый палец. – Даже если посмотреть на вопрос с другой стороны. Кого в первую очередь подозревают в убийстве? Супруга или супругу. Тут у нас тот же вариант, только немного вариативный. Заботливый папа взял на себя грязную работу вместо дочки.
– Железная логика, – усмехнулся Рыбак. – С чего ты вообще взял, что Герасимова убили? Трупа нет, значит, говорить об убийстве преждевременно. К тому же кроме возможности нужен еще мотив. Зачем Дубову убивать дочкиного мужа?
– Как зачем? Разве вы, Иван Станиславович, не почувствовали, как он относится к зятю? Типа, такую личную неприязнь испытываю, что кушать не могу, – произнес Федор, подражая акценту актера из фильма «Мимино», и так выразительно посмотрел на Рыбака, что всем, кто был свидетелем этого взгляда, стало ясно, что в данный конкретный момент речь идет не столько о Дубове и его зяте, сколько о самом Лебедеве и его отношению к более удачливому сопернику.
Но в данный момент Рыбаку Лебедев больше нужен был как союзник, потому спорить он не стал, лишь многозначительно заметил:
– Поживем – увидим – и, обернувшись к Кристине, спросил: – Ну, я полетел? Попробую найти общий язык с Котовским и, если успею, забегу в НИИ. Ты со мной? – последняя фраза была обращена к Асе.
