Загадка виллы Дроков - страница 13

– Эй, я к вам обращаюсь! – прокричал Шекспир в пустоту. – Есть кто живой?!

Опять блеяние. Да что ж такое?!

Инспектор широкими шагами пересёк участок, прошёл мимо единственной камеры с толстыми железными прутьями, выкрашенными серой краской, и вышел на задний двор, где мирно и радостно жевала траву привязанная к колышку маленькая козочка.

– Глазам своим не верю.

Инспектор вернулся в здание и пролистал журнал происшествий, куда должно вноситься всё, что происходит в участке: жалобы, аресты, посетители… Но в Литтл Мосс это был лишь очередной обломок давнего кораблекрушения. Последняя запись была сделана ещё во время войны, 4 октября 1943 года, и содержала только одно слово: бомбардировки.

Казалось, в участке поддерживали в хорошем состоянии только шкаф с оружием и столик, на котором стоял наполовину наполненный кофейник. Последнее обстоятельство удивило инспектора особенно приятно. Только налив себе чашку доверху, он понял, что отвратительную коричневую жидкость приготовили дня три назад.

Что-то невообразимое. Всё говорило о том, что полицейский участок в Литтл Мосс закрыт уже много лет – или же в нём работают, не считаясь с законом и здравым смыслом. А полицейские? Они-то где? Отделение полиции нельзя оставлять без прикрытия. Какая-то охрана в здании должна быть!

Очевидно, произошло что-то ужасное. А Пеннингтон даже не потрудился сообщить шефу – к чему столько хлопот?

Инспектор осмотрел столы в надежде найти тот, за которым сидит сержант. Стол оказался за дверью с написанной (и исправленной) от руки табличкой:

Это был самый большой и просторный кабинет во всём участке, но и он не блистал чистотой. Один угол столешницы из красного дерева был потёрт и поцарапан. Вероятно, именно на него Пеннингтон обыкновенно водружал ноги. Остальная часть стола была завалена не представляющими никакой ценности бумагами: актами, протоколами, отчётами – обычной бюрократической напастью любого государственного учреждения. Кое-где, правда, бросались в глаза немногочисленные личные вещи: талисман в виде кроличьей лапки, видавший виды рожок для обуви, связка ключей. И фотография Пеннингтона с пекинесом на руках. Сержант улыбался в объектив с видом лучшего ученика в день выставления четвертных оценок.

Шекспир поморщился от отвращения. Но его ждало новое испытание. Среди всего этого хлама на ярко-синей бархатной подушке лежала перьевая ручка – заправленная чернилами, из чёрного блестящего пластика, с идеально чистым пером, в которое можно было смотреться как в зеркало.

Шекспир закрыл глаза. Вдох – выдох. Когда инспектор профессионально занимался борьбой, он делал это упражнение перед самыми жёсткими боями – и, глядя на стол исполняющего обязанности начальника полиции сержанта Пеннингтона, у которого была авторучка, собака пекинес и на редкость наглое выражение лица, решил сделать его и сейчас.

– Вы что-нибудь слышите?

– Ничегошеньки.

Стоя на коленях перед приоткрытой дверью своей спальни, Грета прислушивалась к тому, что происходило внизу. Позади неё стояла Трисси и делала то же самое.

Снизу доносился взволнованный рокот, разливающийся по вилле гулким эхом. Грета и Трисси поняли только, что на рассвете прибыли двое полицейских, которые застали графиню в припадке нервного криза, а графа – в необычайно приподнятом настроении и с пистолетом в руке.