В тот же вечер я принимала душ. Во время водных процедур я обычно пою вполголоса, но на этот раз ничего не получалось. Из-за сильного нервного потрясения я потеряла голос и поняла, что петь больше не смогу. – Женщина тяжело вздохнула и на какое-то время умолкла. – Два года ходила по врачам, – продолжила она свой рассказ, – но снова петь так и не смогла. К тому времени закончились деньги и меня выселили из служебной квартиры. Пришлось уехать к родителям в Смоленск.
Однажды в День Победы к отцу приехали в гости друзья-однополчане. Пели фронтовые песни, пили водку и вспоминали разные эпизоды военных лет. Я с равнодушием слушала их пьяные разговоры, а сама думала о своей несчастной доле. Один из гостей подсел ко мне поближе и стал рассказывать о том, как во время войны его с группой разведчиков забросили в леса под Кенигсбергом.
– Мы вели разведку укрепрайона и докладывали по рации в штаб фронта, – вспоминал фронтовик. – Через двое суток немцы запеленговали нашу радиостанцию и бросили на поимку диверсантов батальон пехоты. Обложили они нас плотно. У нас появились раненые, и мы уж совсем было потеряли надежду вырваться из окружения, как вдруг встретили на опушке леса молодую женщину, которая вела на веревке корову. Из разговора с ней поняли, что она полячка, что работает со своей сестрой на молочной ферме у одной фрау. Она-то и показала нам дорогу к замку Шаакен. «Пруссы считали замок святым местом, а немцы боятся туда соваться, – пояснила нам симпатичная пани. – Идите туда, а когда стемнеет, я принесу вам молока и медикаментов».
Конечно, мы женщине не поверили, но выбора у нас не оставалось, – продолжал рассказывать ветеран. – Поэтому подняли носилки с ранеными товарищами и через несколько минут оказались у развалин замка. Выбрали место, чтобы можно было держать круговую оборону, и устроились на ночлег. Немцы к замку так и не приблизились, а вот наша старая знакомая полячка появилась и принесла несколько бутылок молока и медикаменты.
В замке мы просидели трое суток. На четвертый день к нам снова пришла полячка и рассказала, что все эти дни немцы ждали нас в деревне Лиске. Они были уверены, что мы пойдем именно туда. Не дождавшись, получили команду передислоцироваться к заливу.
Даже не знаю почему, но мы поверили этой красивой польской девушке. Наш радист снова вышел в эфир, связался с командованием, доложил о сложившейся ситуации. В ответ был получен приказ выдвинуться непосредственно к Кенигсбергу.
Вот так на себе мы почувствовали силу замка, – стал заканчивать свой рассказ фронтовик. – У нас пропал страх, а раненые бойцы стали быстро поправляться.
Соседка по креслу замолчала, думая о чем-то своем. В это время стюардесса принесла пассажирам чай. Сделав несколько глотков, попутчица снова повернулась к Татьяне и сказала:
– И знаете, я поверила фронтовику и решила съездить в те места, где когда-то воевал мой отец. Из Смоленска до Калининграда долетела самолетом, а из аэропорта до замка, разузнав у местных жителей дорогу, пошла пешком. Шагая к стенам замка, я даже не думала, где остановлюсь на ночлег, мною овладело полное безразличие.
Я не спеша вошла в замок и стала рассматривать стены, окна, двери, пытаясь угадать в каком именно месте прятались от фашистов мой отец с товарищами. В замке я была не одна. Тут и там слышались голоса других людей.
– Это необычная чаша, – говорил пожилой мужчина своим приятелям, прижав обе руки к жертвеннику. – От него человеку передается чистая, идущая от небесных светил энергия. – Его спутники тоже прислонили ладони к чаше, думая о чем-то своем.
