Николай и вовсе не вмешивался в «бабские» дела, регулярно требовал борща и котлет, а кто готовит обед или ужин, ему было всё равно. Он равнодушно относился к детям – как к родной дочке, так и к падчерице, не любил тратить деньги на их обновки, считая, что девочки и так разбалованы. Баловали в основном Соню. Она ни в какую не соглашалась донашивать Катины вещи, требовала новых. Катя с детства спокойно относилась к собственной внешности, а Соня лет с трёх постоянно крутилась перед зеркалом, приговаривая:
– Какая же я красивая, прямо настоящая принцесса Софья, правда, мам-пап? – девчонка требовала от окружающих непременного подтверждения своих слов.
– Ты у нас красавишна, – умилялась Валентина.
– В мою породу пошла! – гордо заявлял Николай, а Катя только фыркала, глядя, как ловкая сестрица вытягивала из родителей новые шмотки.
Валентина всегда удивлялась, какие же разные у неё получились дочки, не похожие ни друг на друга, ни на неё.
Катюша, невысокая, фигуристая, сероглазая, с каштановой косой до попы, неуверенностью в себе, мягким податливым характером и готовностью прийти на помощь.
И Соня, вредная проныра, тоненькая, артистичная девчонка, с зелёными глазищами и вьющейся копной рыжих волос, закрывающих половину лица. Крупный нос немного портил симпатичную мордашку. Другая девочка на месте Сони страдала бы по этому поводу, но только не она. «Это придаёт мне шарм», – заявляла мелкая задавака.
Родители Николая души не чаяли в единственной внучке, часто брали её к себе, всё ей позволяли и баловали сверх меры. А Катю они не замечали, никогда не передавали ей подарки к праздникам, не покупали шоколадки и мороженое. Сначала девочка обижалась, даже плакала от такой несправедливости, а потом, привыкнув держать эмоции при себе, перестала показывать, как ей горько и больно.
Впрочем, Катя, вообще, не демонстрировала собственные чувства, скрывала неприятности и утаивала проблемы. Всё равно никому не было дела до её внутреннего мира, так зачем оголять душу? У неё есть дневник, поверенный тайн и тревог, печалей и размышлений, на его странички выплёскивались и боль, и обиды, и тревоги. До поры до времени…
В четырнадцать Катя резко перестала быть голенастым подростком. Из гадкого цыплёнка с торчащими коленками и лопатками сформировалась симпатичная девушка, ниже среднего роста, стройная и, как быстро выяснилось, привлекательная для парней постарше. На неё стали обращать внимание старшеклассники и студенты, с ней заигрывали взрослые дяденьки на улице.
Сначала девочка с ужасом шарахалась от предложений проводить до дома, потом стала находить прелесть в букетах и конфетах от поклонников. Дяденьки с сальными взглядами были откровенно противны, одноклассники казались зелёными и глупыми, а вот студенты были занятными. Они старались развлечь понравившуюся девушку, приглашали в кино и дарили цветы.
– А Катька-то наша – ого-го! Расцвела девка, – заметил как-то Николай в разговоре с женой, когда Катя домой вернулась довольно поздно, сияющая и с охапкой ромашек.
